Нет ничего вечного, и прав был царь Соломон, и тот раввин – тоже. Вот и холода отступили, потеплело наконец-то. И хотя потепление весьма относительное – минус 10, но после двухнедельных минус 20 возникает неподдельное ощущение наступающей весны – и дышится легко, и неуклюжие толстые штаны из набора «Юный космонавт» заменены джинсами – пусть теплыми, но джинсами, и как удобно и ловко ходить в любимых сапожках, а не в ботинках-типа-галоши, и тяжелая дубленка сменилась тонким и теплым, хотя и пожароопасным пуховиком. Красота! Кажется, наступление весны чувствуешь не только ты, но и окружающая среда – на тротуарах лужи, и, хотя смутные воспоминания о физических законах призывают не верить глазам, но факт налицо – на тротуарах – лужи.
А завтра ты пойдешь на каток, и уже с удовольствием предвкушаешь, и представляешь желтую маршрутку, и быстрый пробег по короткой улице, и – налево под арку, и, как всегда, машинальные мысли на периферии - а раньше здесь росли дубы – отсюда и до Обводного (сажал Петр I), и улица была – першпективой, а на месте стадиона – зверинец, а там, правее – домики садовников, и деревья вокруг ворот...

Ты вырос и научился ценить удовольствия не только непосредственные и примитивные, но и сопутствующие – это уже старость или где? – ты не просто любишь кататься, тебе нравится и эта торопливая побежка к катку – рыжая куртка, черные джинсы, на плече – рюкзачок с коньками, и стук в крошечное окошечко кассы – Входной, пожалуйста!, - и плавно двигающиеся фигуры за проволочной сеткой, и теплая раздевалка, жесткие скамейки, гул голосов, ты надеваешь коньки – пара неуклюжих шагов, присел, покачался, подтянул шнурки, сдаешь барахло, толкаешь плечом тугую дверь, выходишь на лед – шаг, другой, осторожно, тут у двери яма!, торопливо перестраиваешься с шага на скольжение, толчок, и вот оно – ты уже скользишь по льду, огибая каток, непременный разминочный круг (Не смей сразу учить элементы, разогрейся хоть немного! Дернешь что-нибудь - убью!), пара разворотов, полкруга спиной вперед, несколько шагов перебежки, скольжение на одной ноге, разворот, дорожка, и движения все свободнее, все увереннее, все легче, и радость поднимается искристым напитком, шапка радужной пены все выше, выше, и, наконец, переливается через край, захлестывает с головой – я лечу, я свободен, я счастлив!

И прожитые годы слетают с тебя, как шелуха, и тот, кто живет в тебе, тот, кто старательно прикидывается взрослой самодостаточной женщиной, роковой и красивой, уверенной в себе и успешной, скидывает одну за другой маски, позы, костюмы, и вылезает на свет – неприкрытый и незамаскированный, не сумевший повзрослеть ребенок, молчаливо-нежное дитя, женщина-мальчик, буйный и мечтательный эльф, задумчиво-пленительный божок, прихотливое облачко розовой пыльцы…

А потом – перекур в теплой раздевалке, гудящие ноги, и все кажется, что ты чего-то недоделал, и трудно усидеть на лавке - все хочется сбегать на лед и проверить, и все пытаешься скользить по резиновым коврикам, и горячий чай из термоса – Осторожно, не обожгись! И расшнуруй коньки, пусть ноги отдохнут. – Не надо, потом только хуже. – Ну да, если так затягивать… - Я совсем не затягивал, они просто жесткие, не разносились еще. – Знаю я, как ты не затягиваешь. Расшнуруй, говорю! – Да ну. Опять потом шнуровать. А сейчас как раз они удобно. – Удобно! Ты же все кровообращение себе перекрыла – вот и не чувствуешь уже ничего. Опять синяки будут! Дай я расшнурую! – Нет, я шам! – Ну, давай «шам», - а за зеркальными окнами призраками скользят фигуры, бесшумно и стремительно, гудит обогреватель, льется из динамиков дурацкое радио, и время смыкается радужным куполом – момент чистого счастья, очередная бусина в ожерелье воспоминаний, яркая, мишурная, с сине-фиолетово-золотым отцветом елочной игрушки…