Вместо снега с неба сыпется манная крупа. Ее так мало, что подмети всю улицу, едва хватит на самую маленькую чашку каши. Я иду, думаю о манной каше, потому что недавно читал о ней у Линор Горалик и давно не ел, и еще думаю о фонарях, потому что сегодня День приручения уличных фонарей.

Когда-то (тысячу лет назад) я жил с бабушкой и дедом в маленькой тихой деревушке, где зимой выпадало так много снега, что утром приходилось брать лопату и освобождать ворота, чтобы пойти в школу. Рядом с воротами у нас во дворе стоял самый настоящий столб с фонарем. Он и сейчас там стоит. Высоченный такой, бетонный. Жалко, конечно, что не деревянный, как у других, но я его за это любил. 

Его не нужно было приручать, потому что он и так был совершенно ручной. На нем висела такая металлическая коробка с кнопкой и рубильником. Кнопкой включался фонарь, а с помощью рубильника, говорили мне, можно было отключить свет в домах на всей улице. Ну, не совсем на всей, а только в тех, которые с нашей стороны. Улица у нас была большая, так что даже одна ее половина это уже очень много, тем более я знал каждую семью, живущую на ней. Я никогда не трогал рубильник, хотя иногда очень хотелось, но включать и выключать фонарь доводилось мне.

Сначала, чтобы достать до кнопки мне приходилось вставать на пенек, который специально для этого стоял рядом со столбом (он и сейчас там стоит). Я щелкал тугой кнопкой, и фонарь начинал гудеть. «Гууууу…» – равномерно и почти не слышно затягивал фонарь. Он, видимо, так радовался спустившемуся вечеру. Однако загорался не сразу. Сначала он начинал тускло светиться голубым (в этот момент можно было рассмотреть высоко висевшую лампочку). Потом свет медленно белел, и постепенно становился все ярче и ярче, пока, наконец, не вспыхивал, заливая молочным потоком меня, весь двор и существенный отрезок улицы. Я очень любил этот ритуал. И всегда с удовольствием шел разбавлять светом фонаря крепко заваренную деревенскую ночь.

Теперь здесь, в Москве, у меня нет такой заботы, и я, иногда, по ней тоскую. Зато есть фонарь рядом с подъездом. Конечно, совсем не такой, как тот. И не белый, и без волшебной коробки, без пенька, но – есть. Его-то я и решил приручить.
Я подошел к нему и поднял голову:
– Ну чего? Светишь? – ласково сказал я. – Молодец. Я вот тоже, как ты свечу-свечу… и порою, даже думаю, что зря. Что никому мой свет не нужен, не мил, а некоторых даже раздражает. Но не светить, мне нельзя. Как, впрочем, и тебе. Вот и светим мы как два идиота, не понимая куда и зачем. Так и стоим в этой темноте. Но однажды наступает день, который кто-то (спасибо ему) называет Днем приручения уличных фонарей, и все меняется. Появляется смысл. Сегодня – именно такой день. И я пришел тебе сказать, что я вижу твой свет. Он мне помогает, и он мне – нужен. Поэтому ты, пожалуйста, свети, пока можешь. Пока не перегорела лампочка, и есть еще ток. Ибо смысл есть, но он в не в тебе, и не в людях. Смысл – это твой свет. И он, конечно, единственное ради чего стоит жить, и ждать, пока подойдет к тебе тот, кому без твоего света будет совсем невыносимо. Вот как, например, мне сейчас…