Ой, как давно случилась эта история, - она кажется за давностью времени даже не реальной, а словно сон или видение. Но память хранит ее всю жизнь, возвращая вновь и вновь пережитое чувство…
Бабушка моя очень любила лес, и часто мы снимали дачу где-нибудь в деревенском доме. В то лето выбор пал на небольшую деревеньку вдали от города, где когда-то стояла усадьба помещика. Особняк не сохранился, от усадьбы осталась только липовая аллея, тенистая и медовая, сбегающая с горы к заросшему кустарником пруду. Деревня - два порядка домов, окнами глядящих друг на друга, в центре колодец, от которого к каждому дому тянулось тропинка. Кругом деревни - поля и леса. Остались в памяти петухи, утром не дающие поспать, парное молоко и лес, лес, лес. Бабушка ходила с нами в лес, как на работу, с перерывом на обед. Она как-то особенно чувствовала благодать, разлитую в природе.
Для городской жительницы, застенчивой мечтательницы, открылся новый мир. Все казалось особенным, необыкновенным, удивительно родным: и деревенский люд, и его говор, и вся жизнь в трудах и заботах на земле, и безконечные перемены восхитительной природы.
Душа растворялась в небе, когда, бывало, бросишься в поле в мягкую траву-мураву и за-мрешь, раскинув руки, словно птица, в очаровании жизни. Какие-то строчки восторга и радости бытия крутились в голове, все вокруг, все дары рассветов и закатов хотелось сохранить в памяти навеки или запечатлеть в рисунках. Все существо было наполнено счастьем и ожиданием чудес и открытий. О, далекое детство, как ты прекрасно и неповторимо!
Однажды деревенские девчонки стали зазывать меня на танцы в клуб. Упиралась, как могла, но они, словно вихрь, налетели, начесали мои тоненькие косички, напудрили мне нос, щеки и насильно потащили за собой.
На танцы я никогда не ходила и страшно смутилась, оказавшись в дымном, грохочущем, пляшущем зале. Девочки стояли у стен, их грубовато выхватывали с этой выставки кавалеры. Все вокруг прыгало, шумело, гудело, волновалось. Пляски-тряски были в самом разгаре. Девчонки поставили меня у стены и разбежались. И тут я поняла, что что-то сейчас особенное должно произойти - дивный принц, облаченный в деревенскую рубашку, возникнет передо мною, как в сказке, и увлечет меня в неведомую страну чувств и откровений… Играла музыка. Время шло. Испуганные в ожидании глаза искали героя, - но его не было. Все словно забыли обо мне. Кругом резвились полногрудые деревенские красавицы, и робкую худышку ни-кто даже не замечал. Чувство одиночества острой болью защемило сердце. Я никому здесь не нужна - это было непоправимое горе. Переполненная обидой, глотая слезы, я выбежала на улицу и пошла по дороге…
Меня окутала светлая лунная ночь. Стрекотали кузнечики. А я шла и твердила: "Жизнь кончена, я никому не нужна, ко мне никто не подошел - как ужасно, больно, все пропало". Ноги, не выбирая пути, куда-то шагали под луною, все во-круг мерцало - звезды, огоньки соседнего села, словно обещая то чудо, которого не произошло…
А я все шла и шла. Вот уже и заросшая бурьяном, заброшенная церковь, наполовину разрушенная, без крестов и куполов проплывает мимо. Наконец, я остановилась в горестном своем состоянии и вдруг очнулась от печали. Музыка ночи и тихий свет, разливающийся вокруг, словно утешал меня. Теплым потоком хлынула в душу эта красота и лечила, лечила, утешала плачущее сердце. Как же вокруг было волшебно! Вон тоже какой-то человек стоит у белой стены храма и так же, как и я, вдыхает и наслаждается ароматами трав и цветов. Как неподвижно стоит он, прислушиваясь к звукам ночи. Медленно подхожу ближе, совсем не боюсь. Но нет, кажется, это не человек, это - фигура, нарисованная на белой стене храма. Это фреска, догадываюсь я.
О, как же красиво это парящее в воздухе движение! Как великолепно застыли танцующие складки! Что это за чудо? Неведомая, нетленная красота!
Чем больше я вглядывалась в небесный образ, освещенный холодным светом лунного сияния, тем больше и больше поражалась неземной красоте фигуры и лика, несущей в себе тайну. Спокойно и строго смотрели на меня очи Ангела, и в них была такая глубина и любовь, как ни у кого живущего здесь рядом со мною на земле. Я застыла у этой фрески и не могла оторваться от нее долгое время. Я любовалась ею, отходя и вновь приближаясь, и не могла поверить, что все это нарисовано красками, - так для меня живы были и лик, и руки, сжимающие меч, и эти развевающиеся от набежавшего ветра складки одежды. Все было живым. И можно было разговаривать и даже просить утешения. Да, просить утешения, поверять свои мысли, открывать тайны. Такой неземной любовью и милосердием светились глаза его.. И вдруг - тишина и покой окутали душу, от увиденной красоты, от общения с нею пришло состояние радости. Наверное, это была моя первая молитва.
Я вдруг вспомнила о бабушке и брат, наверно, волнуется, не найдя меня в деревне, и, приложившись губами к белой стене храма в знак благодарности, стремглав побежала домой. Чудо, чудо, случилось чудо! Радостно билось мое сердце. Какие, оказывается, бывают на свете чудеса!
Засыпала я счастливая под бабушкину колыбельную: "Домик над рекою, в окнах огонек, светлой полосою на воду он лег", а перед глазами светились добрые очи, парящая в воздухе фигура, несущая любовь и утешение для всех обиженных сердец…
Наутро я уже бежала через поле, чтобы снова увидеть свою радость, поверить, что это не сон, не видение, что действительно стоит в глухом селе храм, забытый всеми, и в нем - эта красота, этот образ, спасающий и хранящий от зла и обид.
В утреннем свете он сиял. Розовел алтарь, освещенный восходом солнца, голубые облака плыли у Ангела под ногами. И опять он был живой, и в его глазах светилось все то же чудо - любовь и утешение. Так все лето я провела около этой фрески. Прибегала что-то рассказать, утонуть снова в этом небесном сиянии тепла и света.
Скоро кончается лето. Как я уеду, как я расстанусь со своей радостью, со своей молитвой? Я старалась не думать об этом. Но дни бежали, падали холодные росы, и на деревьях появились желто-красные листья.
Не думала я, что день прощания с фреской будет для меня таким горестным. Не могла даже представить, что на месте древнего храма, именно здесь на холме станет колхоз строить свои хозяйственные постройки - то ли коровник, то ли свинарник, видимо, решили использовать крепкий церковный фундамент. И когда я прибежала с огромным букетом полевых цветов, то вдруг увидела картину, от которой сжалось сердце: остатки церковных стен добивал какой-то страшный, похожий на чудовище бульдозер, а фреска, моя фреска, моя икона лежала поверженная на земле и разбитая на множество осколков.
Плача, собирала я уничтоженный лик, очи, так трепетно и живо смотревшие в душу. Я не знала, как это спасти, сохранить, как собрать это сокровище, дороже которого у меня не было ничего на свете. Все рассыпалось под руками в драгоценные крошки, все исчезало на глазах… Меня прогоняли, ругались, но ничего вокруг я не видела. Слезы душили меня, и я все спрашивала: "Почему? За что? Зачем все разрушено?"
Прошло с тех пор много лет, много в жизни было сделано ошибок, глупостей, много суетных заблуждений. Но мой Ангел, моя фреска… Все, что пережито, не исчезает, все сохраняется в тайниках души. Кажется, забылось, но нет. В трудные минуты жизни, в часы отчаяния и тоски всплывал этот образ, глаза, глядящие с любовью и утешением, спрашивали:
- Что у тебя на душе?
- Спокойна ли твоя совесть?
- Не обижала ли ты кого напрасно?
- Не гневалась ли ты?
- Любишь ли ты всех, утешаешь ли?
- Приносишь ли радость другим?
- Помнишь ли ты, что здесь на земле самое главное - это Любовь?
- Помнишь ли ты меня?
[показать]