Или все-таки путешествовать не здорово? То есть, совсем не здорово. Отвратительно. Мерзко. Да, глупый вопрос. И ответы соответствующие. Но вопрос мой, и к тому же мне. Что хочу спрашиваю, как хочу отвечаю.

Конечно, все зависит от того, куда с кем и зачем путешествовать. Конечно, все правильно, не поспоришь. Какой правильный ответ! Или он не правильный, а до отвращения, банальный?

Ладно. Хорошо. Попробуем прекратить этот ненужный спор, ок? – ОК. Как со мной бывает легко договориться, иногда.

Так как эта страничка – место публичное, и даже, судя по статистике /хотя эти циферки, так и остаются для меня загадкой/ сюда кто-то заходит, и возможно, даже что-то читает, то попробую объяснить свое неоднозначное отношение к путешествиям. Или нет, лучше просто попробую рассказать об одной своей поездке.



Ты меня провожала. Специально убежала с работы ради этого. И эти проводы были единственным хорошим, что случилось в течение всего этого, блин-банан, путешествия. Сначала мы сидели в кафе, искренне любимом нами за музыку, которая там играет, ну и в какой-то степени за лонг айленд, который в сочетании с музыкой давал какой-то особый наркотический эффект. Потом неторопливо шли, по успевшему опустеть перрону. Задумчиво глядя на людей с огромными чемоданами, периодически проносящихся мимо нас на первой космической, ты спросила:
-- А куда они все бегут?
-- Опаздывают на поезд, наверное.
Еще несколько неторопливых шагов... И тут до нас доходит. Мы смотрим на часы: поезд уже минут пять, как должен был отправиться, но что-то его задерживает. Мы, как по команде совершаем низкий старт, явно готовясь побить все мыслимые рекорды и одновременно состав, протяжно заскрипев, приступает к отправлению. Пока, мы явно движемся быстрее, но долго ли нам удастся сохранять это преимущество? Уверенно обгоняя очередной вагон, и подсчитывая в уме, что от того, в котором я теоретически уже должен находится, нас отделяет вагонов семь, а перрон кончится метров через двести, мы слышим крик проводницы:
-- Вы в какой вагон?
-- В третий!
-- Не успеете, запрыгивайте сюда.

Думаю, у проводницы явно была вышка с математическим уклоном, и поэтому она просчитала все гораздо раньше нас.

Я цепляюсь за поручень, поднимаюсь в тамбур, оборачиваюсь, вижу тебя, твои глаза... Ты остаешься, я уезжаю.

Далее ничего не предвещает беды. Мои соседи, бабушки, дедушки, женщины, дети что-то едят, что-то читают, о чем-то говорят. Я тоже что-то читаю, допиваю пиво и ложусь спать.

Два часа ночи. Боевая тревога. Всеобщий подъем. Граница. А граница, как известно, на замке. Бдительные защитники врываются в сонные вагоны и начинается досмотр, с целью спасти Родину от нелегальных сигарет, продуктов, и прочего оружия и наркотиков. Пограничники, с отвращением просмотрев мои документы, к которым они не могут придраться, впечатывают в мой паспорт штемпель и удаляются. Настает очередь таможенников. К нам /ко мне и моим соседям по плацкарту/ подваливает тетка, с внешностью излучающей мощные волны чувства собственной значимости и административной ответственности. Мы все как-то сразу скисаем, чувствуя себя, в лучшем случае, потенциальными наркоторговцами и интерконтинентальными сутенерами одновременно. Тетка просматривает наши декларации, затем с профессиональным бесстыдством ощупывает каждого взглядом.

До сих пор, я не могу понять, зачем я написал в декларации, что везу 200 евро, хотя вез штуку. Я прекрасно знал, что можно без проблем провозить сумму в полторы тысячи. Парадоксы психики или подъем среди ночи? Не знаю.

Тетка втыкает свои глазки в мою личность, как два бледно голубых гарпуна и просит проследовать за ней. Я следую, а что делать? Далее легкий полуночный стриптиз в купе проводницы. В общем она нашла деньги и ссадила меня с поезда.

Ох, и отвели меня в сыру темницу
Ох, и слетелись все таможенники, подобно стае воронья
/Ох, или сбежались, подобно стаду баранов?/

Мне было абсолютно все равно, что они со мной сделают. Я написал чиста сердечное признание, что перевозил через государственную границу миллиарды денег, с целью личного обогащения и превращения прекрасного, великого, могучего и свободного государства в очаг разврата, наркомании и прочей проституции. На самом деле, я не знаю, что я там писал. Мне что-то диктовали, я что-то записывал. Потом, брызжущие энтузиазмом офицеры таможни, стали задавать мне вопросы, и один спросил:
-- И куда же вы, столь позорно-транзитно следовали сквозь волшебные просторы нашей великой страны? – Возможно он выразился как-то иначе, но смысл его выражений был примерно таким же.
-- На похороны отца.

Энтузиазм, как-то стихает. Бравые офицеры начинают отводить свои пристальные взгляды от моего лица и с неподдельным интересом изучать стены, потолок и пол «сырой темницы». Потом все начинают рассматривать тетку, заварившую всю эту кашу. Та сидит потупив взоры долу и теребит внушительную стопку, подписанных мною бумажек. Она бурчит, что надо было сразу сказать и все было бы замечательно. «А как же: закон суров, но это закон?» -- с вялым удивлением думаю я.

Через пять минут таможенники выясняют минимальный размер штрафа за мое преступление – пятьдесят евро. У них нет сдачи, и мы, с одним из хранителей границы, идем в ночной магазин разменивать мои деньги. Наконец меня оставляют в одиночестве ожидать первого утреннего дизеля, что бы продолжить это путешествие, блин-банан.

Не проходит и двух часов, как мои ожидания заканчиваются полным успехом. Я забираюсь в вагон. Сажусь на деревянную скамейку. Какое-то время наблюдаю за людьми, снующими взад вперед по вагону и рассовывающими блоки с сигаретами, бутылки с водкой и еще какие-то свертки во всевозможные потайные места под лавками, за решетки обогревателей, в какие-то дверцы под потолком, и незаметно засыпаю. Просыпаюсь я от того, что кто-то трясет меня за плечо. Еще одна граница. Еще один дозор. Все повторяется. С документами у меня все нормально, а вот сумка слишком большая. Меня просят ее открыть и победно выхватывают блок честера:
-- Пройдемте.

Не знаю, чем бы это закончилось, но добрые дядьки на предыдущей границе дали мне какую-то бумажку. Видимо, сей свиток, обладал тайной силой отгонять блюстителей пограничного порядка, так как победное размахивание моими сигаретам сменилось невнятным бормотанием. Сигареты стыдливо перекочевали под мышку блюстителю, и тот удалился повторяя мантру:
-- И что мне теперь с этим делать?
-- Попробуй выкурить, -- Подумал я, уснул, и проснулся в конечной точке своего путешествия.

Тот мрак, который ожидал меня дома я не буду описывать. Но думаю, что и того, что уже написано достаточно, чтобы стать добровольно-невыездным.