Зимнее воспоминание.

«По сухим сосновым борам идешь, как по глубокому дорогому ковру,- на километры земля покрыта сухим, мягким мхом. В просветах между соснами косыми срезами лежит солнечный свет. Стаи птиц со свистом и легким шумом разлетаются в стороны.
В ветер леса шумят. Гул проходит по вершинам сосен, как волны. Одинокий самолет, плывущий на головокружительной высоте, кажется миноносцем, наблюдаемым со дна моря.
Простым глазом видны мощные воздушные токи. Они подымаются от земли к небу. Облака тают, стоя на месте. Сухое дыхание лесов и запах можжевельника, должно быть, доносятся и до самолетов.
Кроме сосновых лесов, мачтовых и корабельных, есть леса еловые, березовые и редкие пятна широколиственных лип, вязов и дубов. В дубовых перелесках нет дорог. Они непроезжи и опасны из-за муравьев. В знойный день пройти через дубовую заросль почти невозможно: через минуту все тело, от пяток до головы, покроют рыжие злые муравьи с сильными челюстями. В дубовых зарослях бродят безобидные медведи-муравьятники. Они расковыривают старые пни и слизывают муравьиные яйца.
Леса в Мещёре разбойничьи, глухие...»

На обратном пути Рустам читал Паустовского. После злых муравьев и разбойников я слегка задремала и литература смешалась с местными легендами, замешанными на сражениях, нашпигованными царями и ханами, зодчими, промышленниками и опять разбойниками. Поверх этого пирога завитушками расположились романтические мифы о любви, нелюбви и дружбе народов. В окна глядело чёрное-белое кружево буреломных лесов, кто-то из спутниц запел «Белой акации гроздья душистые…». Окончательно проснуться пришлось, когда автобус встал, а прямо под моим окном в космической тьме завертело беспомощными колёсами чьё-то неудачливое авто. Было похоже на перевернутого жука . Глаза моргали дальним светом, в пузе что-то копошилось и, значит, было жИво. Водитель Андрей на пару с Рустамом вытащили из «жука» двоих гуманоидов, один из которых, судя по выразительным жестам, был женой водителя. Второму гуманоиду мало не казалось. Дама из хвоста салона с профессионально-озабоченным лицом прошла вперёд, повозилась с найдёнышами, после чего ожил микрофон: «Друзья, вы не поверите – ни царапины!». Перевернувшиеся супруги поймали попутку до какого-то райцентра, наш предводитель Ольга раздавала в салоне шикарные шоколадные конфеты «за спасение живого человека», и мы продолжили возвращение из Рязанской Казани в град Москов.
А начиналось всё светло, перемена в погоде, случившаяся к тем выходным, вышла явно к украшенью пейзажа. Пока мы ехали меж резных деревень и мультяшно-красивых лесов Егорьевского шоссе, наш проводник - кладезь фактов и родник красноречия – осыпАл нас сведениями о жизни и деятельности десятков татарских ханов с двойными именами, причем крымских звали, преимущественно, «как-то» – Гирей, а казанских – «как-то» – Мухаммед. Московские участники местной истории были к снисходительны к нашим слабым умам и звались, главным образом, Иванами и Василиями с номерами. Базовые сведения удивительным образом :) совпадали с недавним самостоятельным исследованием kovalaris. В личные же ощущения перешло то, что позабавило, удивило, ужаснуло, либо то, что я попросту не проспала )).
[700x525]
Вот первая остановка: слившиеся села Гжель и Новохаритоново, навязчивое преобладание бело-синих мотивов в окраске всего и старообрядческая Георгиевская церковь, построенная в 1910-12 году иудеем Б.М. Великовским для одного из «фарфоровых» Кузнецовых. Зачем я указала вероисповедание архитектора? А для упомянутой выше «дружбы народов». Немного модерна, хотя нет, скорее что-то нео-русское, архитектура «не тиражная».
[525x700]