Прага смотрит во Влатву. Стоит на берегу и смотрит вниз, а там река течет, несет лебедей, хранит мертвых и рождает легенды. Река разделяет город и скрепляет его части, как витраж, притоки свинцовыми полосками соединяют яркие частицы.
[700x]

Река пахнет русалками, веселыми и озорными своими дочерьми, шумно хлопающими ладонями по воде. И одна из них, маленькая грустная влюбленная, безысходно бродит по подземным городским протоками и заброшенным колодцам: злобная Мара с вышеградского холма обрекла её на вечные поиски любимого. Говорят, в начале прошлого века романтические гимназистки до того прониклись сочувствием к русалочке, что организовали вполне реальные спасательные экспедиции по подвалам и канализационным каналам. Закончилось всё, вестимо, плохо — одна из девочек подхватила инфекцию и умерла.
[700x]

[показать]

Река пополняет тайное войско княжны Либуше: рыцари в полной боевой амуниции и с оседланными конями столетиями ждут знака, что бы прийти на помощь Чехии в день самой страшной беды. Новобранцы же в их ряды всплывают со дна Влтавы, поэтому купаться под Вышеградом не стОит. Особенно в день Петра и Павла, покровителей рыцарей-резервистов. В этот день ещё в начале 20 века рыбаки не желали вытаскивать из воды утопающих, опасаясь гнева тайной кавалерии.

[показать]
Река прыгает по мельничным колесам Кампы, теперь фальшиво-декоративным, а прежде вращавшим жернова пражских мукомолов. По старым временам скучают влтавские водяные, собиратели дани с хозяев мельниц: чёрных животных в каждую ночь полнолуния. А за прижимистость водяной наказывал мельников утопленниками-коллегами и новыми поборами, вроде ежедневного мешка пива. Да следить чтоб всегда полным был, да мешок-то взять из рогожи! Так и поили бы ненасытную реку хмельным золотом, если бы не монах - бездельник, пьяница и буян, руганью и кулаками одолевший пакостного водяного. В темноте – что да как никто не видел ;). И орет река иногда ночами песню про Марженку, песню буйного монаха.

[700x]

Река несет свои мосты, с их легендами и привидениями:
Например железнодорожный — остряк, пугавший своего обходчика отрезанными женскими головами. Или мост, не любивший своё имя (Железная лавка) и подстрекавший пешеходов к суициду, пока местный оборванец не догадался обмануть неграмотную конструкцию красивым и уважительным обращением. А вот другой любитель острых ощущений — нынешний Нусельский мост самоубийц, над крошечным притоком Влатавы (от этого прыгуны попадают чаще на крыши домов, чем в воду) обнесен трехметровыми заборами, что, однако согласно путеводителю «слабо помогает властям в борьбе за жизнь граждан». И самый главный, первый, символ и гордость, коллекционер скульптур — Карлов. Мост обновляется, стоит частично в лесах и пелёнках, а платят за его новую жизнь, кстати, большей частью русские бизнесмены.
Отступление: на берегу же Влатвы стоит Национальные театр – первый чешский театр в Праге (1181 г.), до него в театрах играли по-немецки. Чехи строили его на собранные пожертвования, по окончании строительства здание, как водится, сгорело, но было быстро восстановлено на вновь собранные народом деньги. Так вот, чехи этим фактом своей истории очень гордятся и на стене театра написали дарственную «Národ sobě».
Возвращаясь к Карлову мосту: когда пражская пресса опубликовала сведения о том, что реставрация символа города осуществляется фактически российскими инвесторами, статья вышла под этим самым заголовком «Народ – себе», но набранным так же, как у меня – кириллицей )).

[375x500]

Через всю Прагу бежит Влтава и с ней вездесущий Ян Непомуцкий, утопленный в реке за:
- по одной версии — неболтливость: не разболтал королю тайну исповеди влюбчивой королевы;
- по другой версии – болтливость: встрял в спор короля и архиепископа, перечил.
И сияющие по всей Праге его пять звезд в хороводе. И их отражение в реке.

А сверхсовременные Джинжер и Фред стеклянно танцуют свой недвижный танец среди морально устаревшей псевдо-готики. Готика снисходительно ухмыляется, она смотрит в воду, как в вечность. На голове у Фреда пустое воронье гнездо.

[показать]
[375x500]