ИСКРЕННЕ ВАШ

новелла

“Здравствуй, Радость моя!
Вот уже несколько отчаянных недель я живу в убийственной тоске о Вас. В этой глуши, куда привела меня судьба по случаю врачевания от любви моей к вам, ничто не радует моих, теперь уже безжизненных глаз. Если вы когда-нибудь любили, то должны понимать, как это прекрасно жить с глубочайшими чувствами, и в тоже время страшно осознавать, что любовь моя, пока вы все еще там, а я уже здесь, не может дать мне ничего хорошего. А потому, как прекрасна она не была бы, вся эта любовь также безнадежна, как лекарство от бессмертия. Любовь неразделенная способна принести только страдание и горечь.
Да, мне, быть может, как человеку, коверкающему судьбы человеческие на бумаге, хорошо и полезно испытывать все это. Ну, подумаешь, напишу повесть или поэму в пылу моей страсти к Вам, поставлю посвящение одной единственной буковкой, чтобы никому, кроме нас с тобою было неведомо изложенное. Ведь Вы носите достаточно известную фамилию. А мне бы, своим признанием во всеуслышанье, не хотелось причинять Вам неприятности и боль.
Вы прекрасны собою, и умеете быть веселой даже тогда, когда Вам печально. И все это для того, чтобы другим не стало грустно. От этого создается впечатление, будто Вы относитесь к числу тех женщин, которые не знают преград в жизни.
Конечно, это хорошо. Но Ваше положение обязывает Вас держаться вдали от интриг и ваших поклонников. И вот это заставило меня оставить все и так скоро, едва мы только познакомились, бежать из Москвы в эту провинцию, где нет ничего, кроме одинокого пруда, затерянного в чаще леса, куда ходит местный люд за дичью. Еще неприметная железнодорожная станция, где случается, проезжают поезда.
В первый день, когда я приехал сюда, я подумал, как бы нам с вами хорошо было бы здесь. Здесь, где ни одна живая душа нас не знает, и никто бы не мог осудить ни Вас, ни меня, ни вашего поведения, если бы Вы только согласились оставить мужа и уехать со мной. Никто бы не посмел осквернить наших чувств, потому что Вы достойны любви. Вы достойны большего, нежели жить ради мужчины, который, помимо того, что содержит Вас вне вашей воли, еще и не должным образом, хотя и любит, относится к Вам… Собственнически. Напротив, мужчина должен жить ради Вас, а не ради своей плоти. Но, похоже, Вам никогда с этим не согласиться, потому как Вы живете состраданием. И не следует обманывать себя, что Вы его любите. Вы не любите вашего мужа, и никогда не любили. Ведь я то знаю, что это не так. Мне известно, что большего, чем благодарность, Вы к нему ничего не имеете. Вы благодарите его за то, что он спас Ваше положение и положение ваших родителей от разорения, которое едва не настигло вашу семью благодаря вашему папочке, безбожному любителю карт и, прости меня, Господи, за осуждение, женщин. Но Вы, наверное, не знаете, что благодарность не может являться благодарностью, если это есть жертва собою. А Вы, что же делаете Вы? Вы жертвуете своею молодостью, которая ускользает от Вас с каждым днем все быстрее и быстрее. Вам, столь гордой и самолюбивой женщине в прошлом, сегодня приходиться довольно часто терпеть унижения, ругань и, я не исключаю, побои. Зная отвратительный характер вашего мужа, допускаю и последнее. А еще, более того, Вы заставляете себя терпеть его эгоистическую любовь, предопределяющую обязанности, которые больше похожи на чудовищные страдания. Ведь Вы его не любите. Не говорите, что любите, уж я то знаю, что это совсем не так. Доказательством моим словам может послужить хотя бы тот случай, как Вы однажды вечером вышли на балкон и тихо, чтобы никто не слышал, стонали. Так, как стонали тогда Вы, может стонать только раненый зверь, без единого звука с тоскою в глазах. Глаза, наполненные страхом перед неизвестностью, блеском яркой луны. Это было ужасно. Ужасно, и в тоже время прекрасно. Потому, что тогда в глазах Ваших была вся Ваша добрая, чуткая душа, ради которой я бы не мог устоять, чтобы не пожертвовать собою.
Радость моя, прошу Вас, безотлагательно ответьте мне, согласны ли Вы будете оставить вашего мужа и его имение, одним словом, это жестокое заключения, чтобы уехать со мною туда, где нас никто не знает, и где мы вместе были бы счастливы. Будь то Самарканд, будь то Иерусалим. Только прошу Вас, не отвечайте из чувства благодарности, и не решайте так, как подсказывает Вам совесть, а поддайтесь хотя бы раз в жизни Вашим чувствам, настоящим чувствам, не контролируемым разумом, чтобы хотя бы на грош быть счастливее. Пусть не навсегда, но счастливее. И не думайте о том, что Вас будет преследовать гнев Божий. Если он, в самом деле, не притча, и если Он, в самом деле, правит этим бессердечным миром, же тогда Господь мог допустить Вам волчью судьбу. Ну, а ваш муж в Самарканде или Иерусалиме нас точно не отыщет. Думаю, его циничному уму не придет мысль, что Вы могли уехать в столь далекое странствие. Это так далеко от Москвы, что на первый взгляд при одном представлении о путешествии охватывает жуть.
Если Вас не устраивает Самарканд или Иерусалим, мы можем поселиться где-нибудь на Волге. Там столько чудных городишек, что Вам, несомненно, понравится, и Вы будете довольны, и не будете знать грусти. Ведь не одними балами и театрами радостно жить. К тому же, я там уже бывал, и знаю, как милы эти люди, многие из которых едва говорят по-русски. Но они прекрасно общаются на базарах жестами, и хорошо понимают и могут объяснять на своем смешном языке, что Вы будете чувствовать себя ничуть не хуже, чем в Париже, и будете довольны. К тому же, это совсем близко, в сравнении с Самаркандом или Иерусалимом.
Мы купим небольшое имение, благо у меня есть сбережения, доставшиеся мне по наследству, и будем жить с Вами так мило, что всю оставшуюся жизнь Вы будете парить в небесах счастья. Дайте же мне возможность осчастливить Вас в этой грешной жизни, ибо этим Вы сделаете счастливым меня, обездоленного любовью. И наших детей, которые будут у нас в несчетном количестве. Что может быть прекраснее, чем сделать человека счастливым…
Прошу Вас, если только не испугаетесь провинциальной тоски или ностальгии дальних странствий, примите мое предложение.
Искренне Ваш, J.”
Он положил письмо на стол, взял ручку, и аккуратно дописал адресат “N.”.
Затем, положив письмо в конверт и запечатав его, позвал Алешку, посыльного мальчишку лет четырнадцати, вручил ему письмо, монетку и со словами: “В этом письме вся моя жизнь, надеюсь, у тебя добрая рука…” — отправил мальчишку на почту.

Чебоксары. 2002.