Я Мерилин, Мерилин.
Я героиня
Самоубийства и героина.
Кому горят мои георгины?
С кем телефоны заговорили?
Кто в костюмерной скрипит лосиной?
Невыносимо,
невыносимо, что не влюбиться,
невыносимо самоубийство,
но жить гораздо
невыносимей!
Продажи. Рожи. Шеф ржет, как мерин
(Я помню Мерилин.
Её глядели автомобили.
На стометровом киноэкране
В библейском небе,
Меж звезд обильных,
Над степью с крохотными рекламами
Дышала Мерилин,
Ее любили…
Изнемогают, хотят машины,
Невыносимо),
Невыносимо
Лицом в сиденьях, пропахших псиной!
Невыносимо,
Когда насильно,
А добровольно – невыносимей!
Невыносимо прожит, не думая,
Невыносимее – углубиться.
Где наша вера? Нас будто сдунули,
Существованье – самоубийство,
Самоубийство – бороться с дрянью,
Самоубийство – мириться с ними,
Невыносимо, когда бездарен,
Когда талантлив – невыносимей,
Мы убиваем себя карьерой,
Деньками, девками загорелыми,
Ведь нам, актерам,
Жить не с потомками,
А режиссеры – одни подонки,
Мы наших милых в объятьях душим,
Но отпечатываются подушки
На юных лицах, как след от шины,
Невыносимо,
Ах, мамы, мамы, зачем рождают?
Ведь знала мама – меня раздавят,
О, кинозвездное оледененье,
Нам невозможно уединенье,
В метро, в троллейбусе, в магазине
«Приветик, вот вы» - глядят разини,
невыносимо, когда раздеты
во всех афишах, во всех газетах,
забыв,
что сердце есть посередке,
в тебя завертывают селедки,
лицо измято,
глаза разорваны
(как страшно вспомнить во
«Франс-Обзервере»
свой снимок с мордой самоуверенной
на обороте у мертвой Мерлин!),
Орет продюсер, пирог уписывая:
«Вы просто дуся,
ваш лоб – как бисерный!»
А вам известно, чем пахнет бисер?!
Самоубийством!
Самоубийцы – мотоциклисты,
Самоубийцы спешат упиться,
От вспышек блицев бледны министры –
Самоубийцы,
Самоубийцы,
Идет всемирная Хиросима,
Невыносимо,
Невыносимо все ждать, чтоб грянуло,
А главное –
Необъяснимо невыносимо,
Ну, просто руки разят бензином!
Невыносимо
Горят на синем
Твои прощальные апельсины…
Я баба слабая. Я разве слажу?
Уж лучше – сразу!