Такое бывает - дочитываешь книгу с сожалением. И в то же время понимаешь, что иначе автор написать и не мог.
Взять хотя бы произведение Александра Дюма "Граф Монте-Кристо". Захватывающее произведение, по увлекательности затмит любое произведение современного литератора-криминалиста. Сплошная психологическая драма, смертельно опасная борьба с жизнью... С главным героем и теми, кого он считает друзьями, ты как будто породнился. И вот так до конца доходишь ... вроде хочется чего-то еще, именно потому что породнился с ним. А с другой стороны - что такое это "еще"? Со своими врагами граф Монте-Кристо расквитался, своим друзьям всем помог, нашел свое счастье ... что еще-то? Таким образом приходится с ним прощаться. Однако если бы автор добавил хотя бы одну главу, в которой этот человек посетил бы кого-нибудь из своих друзей, то это, извините, было бы уже пошловатой мелодрамой, материалом для латиноамериканских сериалов.
Точно так же остается ощущение, будто чего-то не хватает, в последних главах "Хроник Нарнии" Клайвса Стейплса Льиса, однако нечего добавить-то. А если бы и Сьюзен Певенси не отреклась от Нарнии и погибла бы вместе со всеми остальными, то это было бы уже банально. Да, трагично, торжественно, но пошловато. В этом вся и драма, что она одна осталась по ЭТУ сторону.
Жалко расставаться с Ходжой Насреддином (Леонид Соловьев "Повесть о Ходже Насреддине"). Произведение это, написанное еще в середине XX века, в гораздо большей степени патриотично, нежели многие, в том числе современные, претендующие на русофильство.
Автор нас оставляет в неизвестности, якобы потому что "сам не знает". И в то же время действительно продолжать это произведение ... вряд ли было бы что-то новое, несмотря на желание дальнейших приключений.
Сожалений не возникает у меня при прочтении произведений Ницше "Так говорил Заратустра" и "Антихрист". Произведения эти сами по себе целостны и друг с другом образуют единое целое. Причем автор высказал все, что думал, не более и не менее. Вот такое отношение, особенное.
Достоевский... Некоторая жалость есть - но скорее к самим героям. В любом случае это не в такой степени, как у Дюма.
Произведения Льва Толстого у меня в принципе не вызывают жалости по следующим причинам: во-первых, автор как раз зачастую на эту жалость рассчитывает ("Детство. Отрочество. Юность" - слезоточивое произведение, впрочем, не до такой степени, как у того же Карамзина), во-вторых, стилистически его произведения перегружены. Графоманство, впрочем, не означающее отсутствия таланта у автора.
Также я не ведаю жалости при завершении тетралогии Марка Твена про Тома Сойера и его друга Гекльберри Финна (панка своего времени) или при завершении чтения "Мастера и Маргариты" Михаила Булгакова. Вообще-то хотелось бы почитать еще про какие-то приключения Тома и Гека, но повестование уже не было бы настолько оригинальным. Первые три книги - бродяжнические заметки, в четвертой почти на первый план выхожит криминалистика. Чего же еще-то? Дальше были бы повторы.
У Булгакова повествование идет чуть ли не с математической точностью - то есть случается только то, что должно случиться. Когда Воланд и его свита поняли, что им больше нечего делать в Москве, тогда "удрали". И при этом практически незаметны некоторые авторские текстовые недомолвки. Произведение на самом деле могло остаться недописанным у автора. Настолько повествование увлекательно, что этого даже не замечаешь...
Дальнейших примеров, конечно, кучу можно привести...