Я мало писал сюда о нашей поездке, но за те две недели произошло много интересного. Захотелось рассказать об одном случае. Хемингуэй так красиво описывает море и побережье, и вечерние горы и корабли вдалеке… Настолько хорошо, что это побудило меня рассказать о случае, произошедшем где-то в середине первой недели нашего путешествия, подражая в стиле ему. Тогда мы уже более-менее освоились в Алуште, точнее, я освоился. А еще точнее – она меня там «освоила». Потому что девушка была там уже который год подряд, а я ориентировался только по сторонам света и по ветру. Хотя, ветер тогда дул постоянно с юго-востока, из Турции.
      Неприятный ветер. Он гнал волны на берег и когда я заплывал особенно далеко, а я за один заплыв покрывал около километра или более по воде, плавая вперед, а потом влево-вправо столько раз, сколько хватит сил. И вот этот ветер гнал мелкие частые волны и срывал воду с гребней, «рисуя» на поверхности те самые белые барашки. Эти барашки окатывали меня солью и я переворачивался на спину, чтобы отдохнуть и отдышаться. Я плавал совершенно один, потому что заплывал очень далеко и было немного грустно от того, что мужики в нашей турбазе (а пляж был огороженный свойский) очень уж хилые. Не с кем толком посоревноваться было в скорости и выносливости. Пляж этот работал всего лишь до 7 часов вечера, что по летним меркам просто смешно. Особенно учитывая то, что диплом мы писали по ночам июня и после диплома гуляли до тех пор, пока не станет совсем темно, потому что провожали солнце с высоты 18 этажа. А в Воронеже это где-то 23 часа. Да, не Питер. Далеко не.
      А тут – 7 вечера. Каждый вечер мы отправлялись куда-нибудь вдоль побережья, и я потихоньку осваивался в окружающем меня городе. Пацаны носились на велосипедах и мопедах по улицам а-ля рикши, чайки парили и кричали над нами, обгоревшие за день туристы ходили с голыми пузами туда-сюда. Мы выбирали персики, дыни, приценивались к вину и заходили в многочисленные кафешки, когда я ну очень жалобно смотрел ей в глаза с выражением неподдельного голода.
      Очень смешными нам казались вывески на манер «вино из крымских подвалов». Хоть убей меня, но слово «подвал» у меня ассоциируется далеко не с вином, а тут – вино. Совсем не сочетаемое понятие для меня. Улицы были слишком тесные, и количество людей было слишком большим для того, чтобы по ним гулять неспешно. По крайней мере, я так не могу. Забавным было встречать ребят, с которыми мы приехали вместе в Симферополь. А тут ведь – Алушта. А ребята те же. И ходим мы, выходит, в одни и те же места. Мы потом еще однажды встретили их уже в центре города. Я даже дату запомнил: 1 сентября. Хотя, еще бы я не запомнил такую дату. Первое не первое сентября в жизни. Да… так было в первую неделю нашего пребывания там. Первое сентября было концом первой недели. Но то, о чем я все-таки еще хочу рассказать, произошло ранее.
      Каждый вечер, когда мы приходили обратно в свой Рабочий уголок, обязательным было зайти домой, взять покрывало и что-нибудь теплое на тело, взять персиков или дыню и штопор. А потом зайти к уже начинавшим нас узнавать тетям, купить вина и пойти на волнорез, пить вино и жмуриться в лицо турецкому ветру. Слушать хлюпанье волн, греть друг друга, смотреть на проплывающие вдали огни катеров и кораблей.
      В тот вечер мы так и сделали, я добавил ко всему разнообразию одежды на себе, состоящему из шорт, еще и майку, покрывало было уложено в рюкзак и мы пошли. Ходил я босиком. Отчасти от того, что люблю так. Отчасти от того, что в первый же вечер сбил себе ноги шлепками-вьетнамками. Сразу обе.
      Тогда с нами кроме вина была дыня. А вино было токайское. И ужин обещал быть очень сладким. Крымская дыня как нельзя лучше сочетается с крымским вечером и крымским массандровским токайским. Начались неприятности, а точнее, напряги, с компании сопляков человек в 6, с водкой. Они громко переговаривались на суржике (украинский с русским), преимущественно матерясь, конечно. Мы уже было подумывали сниматься оттуда, потому что вино сочетается с дыней, но с матом нет. Мата мне хватило на всю жизнь позапрошлым летом – я больше не хочу. Девушка и подавно. Сидеть, к тому же, там было неудобно. Пляж (если его так можно назвать) был технический. Это был волнорез, состоящий из нескольких ярусов бетона, а перед бетоном из моря торчали огромные валуны, поросшие красивыми зелеными бархатными водорослями.
      И тут все заметили матрас с.. телом на нем. Он медленно плыл метрах в 15 от берега. Его уверенно несло вдоль волнореза в сторону пристани, а тело на нем так же уверенно не подавало признаков жизни. Судя по пяткам, это был мужик лет 30. Ветер дул на нас и я особенно не беспокоился, по крайней мере, сильнее тогда я беспокоился о том, куда идти допивать вино. Но народ начал суетиться, потому что матрас на метр-два отнесло в море. Тогда я кинул в сторону матраса пару пустых бутылок около меня. Мелкое гопобыдло поржало, но я заставил их меня поддержать, потому что дело уже начинало принимать серьезный оборот. Ни наши крики, ни падавшие рядом бутылки никакого эффекта не производили. Окружающий народ уселся поудобнее и стали наблюдать. Я и эти пацаны уже носились по окрестностям, подбирая камни и кидая в его сторону. Тут я уже стал было прикидывать как до него плыть, но вход в море был почти исключен из-за этих валунов – они очень скользкие, особенно с наросшими водорослями.
      Я в последний раз кинул камень в дядьку, но и он никакого эффекта не произвел. А его уже порядочно снесло вправо и все дальше уносило в море. Тогда я скинул одежду и попрыгал-таки по камням в море, но не тут-то было… Хотя ветер и дул на берег, матрас подхватило течением и быстро потянуло от берега. Когда я уже собирался прыгать, дядя был метрах в 100-120 от берега. И продолжал удаляться с приличной скоростью. Тогда я попрыгал вдоль берега по камням за ним. Девушка к тому времени собрала все нами принесенное и беспокойно ходила по бетону. Все знают о том, что на юге быстро темнеет, но тогда стемнело как-то особенно быстро. Когда я припрыгал в обход ограждения к каким-то мужикам, то когда мы вглядывались в море, матрас было уже плохо видно из-за сумерек. Сумерки мне напоминают эффект, когда в «Зените» не до конца щелкаешь затвором и в видоискателе все становится таким серым-в-сеточку. И вот очень плохо видно. Дядьки были местные и сказали, что надо бежать в другую сторону к спасателям. По камням обратно тык-тык (и как только не подскользнулся) поскакал к девушке и вместе с ней мы уже почти в полной темноте показали парню направление, куда матрас «ушел». Оказалось, что он заметил это НПО, но не придал этому значения. Мы с девушкой были очень взволнованы, а я так и не оделся еще с тех пор и грыз губы, потому что надо было раньше прыгать за ним. Когда я натянул майку, мы побрели вдоль берега по тем же камням, но уже гораздо аккуратнее, потому что было совсем темно. Я шел и молчал, а она утешала меня, что неизвестно еще как бы этот дядя отреагировал бы, когда я вцепился бы в его матрас и потащил назад. Но это все Бы. Это слабо утешает. Но с нами были вино и дыня… И хорошо было бы их где-нибудь все-таки доесть. И вот так вот мористой стороной, а не по набережной, мы вышли на не огороженный городской пляж. Оказалось, что идя по набережной, мы несколько раз промахивались мимо «дырочки» спуска к нему. А тут вышли… А там почти никого, и большая пристань и корабли стоят. И очень, очень, очень красиво… Мы расстелили покрывало, откупорили вино, она нарезала остатки дыни и утешала меня. Она говорила что-то такое льстиво-приятное, а я пытался быть безразличным, но не отрываясь смотрел в море, которое постепенно темнело, вслед за воздухом. Корабли вдалеке перемигивались прожекторами, и я надеялся, что они тоже ищут этот матрас. В голову лезли мысли, что человеку могло стать плохо (что очень вероятно). Что каково ему будет, когда он очнется в открытом море… Но скоро показался спасательный катер и быстро пошел в сторону, куда мы показали. Его прожектор еще долго мелькал вдалеке, отсвечивая от волн, а вино постепенно размягчило меня и мне даже стало приятно от услышанных слов. Мы постепенно перевели тему, а потом в кафе сразу позади нас где-то сверху хозяин начал зазывать народ, проходящий на улице. Он говорил на хорошем русском с татарским акцентом, сам красиво пел песни и в перерывах хвалил свою кухню, а мы видели как темнеет небо, знали, что где-то за горами сзади солнце уже село, и все еще беспокоились за того человека. Галька становилась тем холоднее, чем чернее становился воздух вокруг, мы уже давно сидели вплотную, а я ждал звезд сверху. И, если не задумываться обо всех «зачем» и «почему», то все было очень здорово и естественно. Хотя, иногда я все-таки задумывался об этом, а еще о человеке, который когда-то прочитает все это через таськину ленту друзей. И мне хотелось говорить о своем прошлом, но я молчал, потому что меня попросили не говорить, да я и не сказал бы. Я просто думал. А потом забывал, чтобы потом вспомнить снова.
      Когда наступала ночь, ветер становился мягче, а галька становилась совсем холодной, я клал голову ей на колени, смотрел на звезды и рассказывал ей о созвездиях, а она помогала ветру теребить мои продубленные солью волосы. Потом мы собирали все, что принесли, шли за персиками на завтра или, если я был голоден (а такое было часто), мы уходили с пляжа пораньше и шли в кафешку рядом с нашей турбазой. Эта кафешка стоит отдельного упоминания, потому что там была замечательная официантка Ира-математик, с которой мы, оба дипломированные математики, быстро нашли общий язык. К концу первой недели она уже знала, что кроме яблочного или томатного сока, борща и гречки-со-свиной-отбивной мы вряд ли что еще закажем, разве что, салатик для девушки или рыбу в горшочке, которую мне все равно потом приходилось доедать. Но это не самое интересное, что было в кафе. Фишкой этого места был большеформатный телевизор, стоявший очень удобно, так, что его было видно со всех столиков, а также, что самое главное, с улицы. Тем более что эта улица – единственная улица, по которой можно спуститься к нашему пляжу. И там каждый вечер показывали диснеевские мультики. И это было самой лучшей рекламой. По вечерам, с 8 до 10 вечера, там были аншлаги. Дети облепляли столики перед телевизором, дети сидели на ступеньках, дети висели на ограде и умоляли родителей сходить выпить хотя бы чаю. А девчонки сбивались с ног, разнося еду. Особенно любили там показывать «Геркулеса». Я думаю, не стоит говорить, что мы к концу отдыха знали ВЕСЬ репертуар? Когда-то в один из вечеров ребята решили показать лучшие выпуски КВН, нам и остальным взрослым это очень понравилось, а у детей был траур. Они молча жевали свою сладкую вату и безнадежно озирались на смеющиеся и улыбающиеся лица взрослых.
      …и можно было бы еще много написать о моем любимом Крыме, но надо спать – завтра, все-таки, всего лишь вторник. Да и что очень много букав и без того вышло… Надеюсь, было интересно! Я еще что-нибудь обязательно напишу о нем. Ведь так хорошо даже в такую бесснежную, но все равно от этого не ставшую теплой, зиму писать о Крыме.