С. Пожаров

СЛУЧАЙ НА ЦАРСКОМ СМОТРУ В ЧУГУЕВЕ

В 1890 г. пришлось мне слышать от эстандарт-юнкера С-ва этот рассказ из его семейной хроники. Стало известно, что летом приедет в Чугуев Император Николай Павлович и будет смотреть там собранные войска. Кирасиры и легкая кавалерия стали усиленно готовиться к смотру. Командир полка послал всем офицерам, проживающим по своим деревням и имениям приказ немедленно прибыть в полк без всяких отговорок.
Младшие офицеры большее время числились в отпуску, мало интересовались и службой и жалованием и не спрашивали, кто его получает, а когда бывали в полку, посылали своих денщиков узнать, сколько нужно доплатить, а если, что получить, то пусть они возьмут себе, и служили из-за чести и мундира.
Но тут делать было нечего и пришлось ехать в полк заняться службой и готовиться к смотру. Занятия производились усиленно, но без вреда для конского состава, т. к., «тела» играли самую важную роль и еще после войны 77 года кавалерия водила лошадей на плац в поводу, не садясь на них — «для сбережения коней». И при мне еще бывало, что когда зимой младший офицер просил устроить езду старослужащим, эскадронный командир с неудовольствием говорил: «Какая там езда, и так два раза в день на водопой ездят». Лошади были выезжены слабо, а собственные офицерские, тем более, да и сами офицеры садились на них редко, поручая проезжать вестовым.
Но вот приближалось время смотра, занятия велись все усиленнее, и, начальство все высшее и высшее производило смотры, делало свои замечания и указания и смотрело в том порядке, как всегда производились смотры.
Наконец наступил и день Высочайшего смотра. Кирасиры стояли в линии взводных колон. Все ожидали, что полк построит развернутый строй и пройдет мимо Императора Николая Павловича церемониальным маршем.
Но вдруг последовал сигнал: «Рысью». Полк двинулся вперед, и неожиданно был подан сигнал: «Артиллерии на позиции» и «в карьер». По этому сигналу каждое орудие должно было пройти в интервалы между эскадронами и, став на позицию, открыть огонь и поддержать атаку кавалерии.
Штабс-ротмистр С. был перед первым взводом, его лошадь, испугавшись, услышав шум и грохот артиллерии, бросилась вперед, он с ней не справился и она примкнула к орудийной запряжке, к тому же его шпора зацепилась за ремень шпоры ездового, а тяжелая кирасирская лошадь не могла скакать наравне с ездовыми. При всем старании освободить свою ногу, это ему не удавалось.
Вот приближаются они к месту, где стоит Император, который, конечно, обратит внимание на скачущего среди артиллеристов, кирасира. Тогда, обладая большим ростом, грузным сложением и громовым голосом, штабс-ротмистр С. командует: «Батарея стой».
Батарея и все остановились, не доходя до Государя. Пыль покрывает всю батарею, кирасир освобождает свою ногу, и скрытый пылью, спешит к своему месту.
Государь гневно спрашивает: «Кто осмелился скомандовать СТОЙ, когда я подал команду — карьер?»
Командир батарея докладывает, что он не командовал, стараются узнать, кто командовал, но это не удается.
Тогда Государь строго приказывает: «разыскать».
Делать было нечего и штабс-ротмистр С. предстал пред Государем, который ему сказал: «Как ты осмелился командовать: «батарея стой, — когда я велел идти ей — в карьер?»
Штабс-ротмистр С. подробно доложил, как он не справился со своей лошадью, и как зацепился за ездового артиллериста, и как его лошадь не могла скакать наравне с артиллерийской, и что ему неминуемо пришлось бы упасть и быть раздавленным пушкою.
Вероятно, он испуганно и комично выглядел.
Император, улыбаясь, милостиво сказал: «Ну и дурак, зачем же ты становился перед 1-м взводом, становись перед 2-м — поезжай на свое место».
Смотр продолжался дальше и благополучно окончился.
После смотра штабс-ротмистр С. написал рапорт об отставке и подал командиру полка. Тот был очень удивлен и сказал ему: «Вы теперь лично известны Государю, у вас может быть впереди карьера и при том я не могу принять ваш рапорт. Если Государь меня спросит, почему вы хотите оставить службу Его Величества — я же не могу сказать, что вы обиделись? — Вот что, поезжайте, после смотра, к себе в деревню и сидите там тихо и смирно, я вас требовать в полк не стану, а отставку возьмите обратно».
Таким образом, дед или прадед эстандарт-юнкера С. уехал к себе в деревню и только через некоторое время ушел в отставку.

Из воспоминаний В. Сухомлинова

Заштатный городок Чугуев, в котором стояли гусарский полк и обе конные батареи, входившие в состав дивизии, не заслуживал даже названия уездного города.
Бывший штаб поселения аракчеевских времен в город превратиться не смог. От него сохранилось лишь большое здание в несколько этажей, предоставленное юнкерскому училищу, и затем каменная церковь , манеж, несколько домов и ряд каменных же домиков однообразной постройки для поселенческих семейств.
Если к этому прибавить гостиный двор, каменной постройки в несколько арок, с двумя-тремя магазинами, то это и составит весь город Чугуев, находящийся в четырех верстах от железнодорожной станции.
Рядом с юнкерским училищем сохранился небольшой каменный домик в четыре комнаты, под названием «дворец» . В нем, по преданию, останавливались царствующие особы, приезжавшие на смотры.
На крыше училища была башня с часами и звоном. В 12 часов пополудни в них открывалась дверь с одной стороны, и выходили фигуры, изображавшие кирасира, гусара, улана, драгуна и других родов войск солдат, маршировавших и уходивших в другую дверь.
С замиранием жизни поселения заглохли и часы. Но затем, к приезду императора Александра II на смотр войск в Чугуев, решено было пустить в ход и эти часы. Приехавший из Харькова часовой мастер, осмотрев их, нашел, что все до такой степени заржавело и попортилось, что надо все делать заново, на что требуется много времени и денег.
Маленький же чугуевский часовщик-еврей взялся пустить в ход часы за небольшую плату, но лишь на время пребывания государя в Чугуеве.
Часы действительно ходили исправно, звонили, фигуры маршировали как следует. Починка же заключалась в том, что все это время часовщик просидел сам в часах, заменив вполне удачно никуда не годный часовой механизм .