***
1.
Зала во дворце князя Антона Вяземского. Жена его, княгиня Анастасия, воссиживает на диване в окружении мосек, приживалок, гадалок и дворцовой прислуги женского полу.
На Петербург упали весенние сумерки. Во дворце повсюду мерцают хрустальные люстры, серебрятся старинные картины и резные ножки роскошной мебели.
Княгиня Анастасия, молодая женщина двадцати четырех лет, блистающая черными очами на бледном красивом лице, в пышном вечернем наряде, великолепная и утомленная, держит в изящной ручке бокал с шампанским. Напротив нее сидит убогая сгорбленная старуха, впрочем молодящаяся, с кровавого цвета помадой на сморщенных губах. Она раскладывает перед собой на столике гадальные карты в лишь одной ей известной последовательности и без конца поправляет складки темно-зеленого атласного платья. Княгиня нетерпеливо ждет результатов.
- Ну что там, Прасковья Ивановна? Все равно ведь большая часть из того, что вы скажете – нелепость!
Старуха бросает на нее недовольный взгляд, что-то бормочет одними губами и произносит затем тихим пугающим голосом:
- Не для того, княгиня, я здесь, чтобы оскорбления слышать. Вам хорошо известно, что меня принимают в лучших домах. Видно, все же правду карты гадальные мне рассказывают. И то, что они мне про князя поведают, правдой будет.
- Но если это будет дурная правда, то слышать я ее не хочу!
Княгиня, возбужденная подозрениями и шампанским, встает с дивана, подходит к огромным окнам. Пылающая, почти в горячке, она смотрит потерянно на серую бушующую Неву. Князя все нет.
- Вам незачем убиваться, княгиня, - шипит гадалка, - дело уже сделано, исправить что-либо невозможно.
Услышав пророчество старухи, княгиня вздрогнула, но ничего не ответила. Она смотрела на карету, медленно катившую по набережной. Темнота уже сковала город. Веяло тревогой и холодом из растворенных окон дома у гранитной реки.
- Я хотела бы знать, - наконец промолвила она, - что же такого ужасного произошло в тот вечер? Что я такого сделала?

Старуха медлила с ответом. Тасовала карты, раскидывала перед собой на столике и вновь их перемешивала. Она хмурилась, жевала губами, иногда фыркала злобно.
- Прасковья Ивановна, ну будет вам уже меня мучить! – взмолилась княгиня, - что вам сказали карты?
- А сказали они мне, дорогая княгинюшка, что вы своими нежными ручками разбили князю сердце. И что сердце его уже не склеить. Вам, по крайней мере.

- Ах вот как! – воскликнула княгиня Анастасия, - Ну так спасибо на этом, Прасковья Ивановна. Я распоряжусь, чтобы вас должным образом отблагодарили за оказанные мне неоценимые услуги. Благодарю вас. А сейчас я бы хотела остаться одна. И отыщите мне Жюли, скажите, что я жду ее в гостиной.

2.
Княгиня все еще стояла у окна, когда в залу вошла Жюли – кузина княгини, и ее пышное платье из голубого атласа было похоже на крылья неведомой птицы. Это была молодая сероглазая девушка, чье миловидное личико обрамляли тугие кудри золотистых волос. Взгляд ее был решительный и понимающий, она была единственной подругой молодой княгини, и та во всем ей доверяла.
- Жюли, я не знаю, что мне делать! – воскликнула она обреченно. – Но я совершенно уверена в том, что не хочу терять князя. Я должна что-то сделать, чтобы исправить положение.
Теперь обе они, молодые и великолепные, стояли у больших окон залы и смотрели в ночь на замирающий город. Княгиня выглядела утомленной и обессиленной. Печальный взгляд ее лениво блуждал по заоконному кружеву окрестной архитектуры. Жюли, напротив, была сосредоточена и задумчива, на ее чуть нахмуренном лобике отражалась борьба множества мыслей, и она никак не могла решить, какой из них стоит отдать предпочтение. Тишину прервала княгиня.
- Боже мой, это всегда так трудно – меняться... – тихо произнесла она. – Я смеюсь заливисто - он злится, я дурачусь – он сыплет к моим ногам гневные филиппики. И так все два года нашей совместной жизни. Лишь иногда, редко-редко, бывают волшебные минуты нашего духовного единения, и в эти часы люблю я его сильно-сильно и знаю, что он меня любит и обожает не менее... Я всегда знала, что у него сложный характер, к нему нужен особый подход и даже некоторое ущемление своей личной свободы в угоду тому, кого ты искренне любишь. Я понимала это, но в силу своей беспечности не придавала должного значения его словам и замечаниям. Он ни раз предупреждал меня о могущей возникнуть опасности для наших отношений, а я все веселилась, думала, что ему по сердцу такая жена, красавица и хохотушка. Как видно, я жестоко ошиблась, князь теперь отчетливо дает мне это понять. Одно неизменно мучает мое сердце и почти лишает способности здраво мыслить: я боюсь, как бы не утешился он в объятиях другой женщины, обольстительной собеседницы с отчаянно голубыми глазами...
- Сестренка, я всегда тебя предупреждала, чтобы ты не играла с огнем. Князь всегда был сложным человеком, немного замкнутым. Мы все были сильно удивлены, когда вы, такие непохожие друг на друга, вдруг сошлись, и счастье, словно весеннее солнышко, заиграло в ваших глазах. Вы нашли общий язык.
- Князь научил меня разговаривать и задавать вопросы. Многое было мне чудно и даже страшно. Но я знала, что всегда могу обратиться к нему с вопросом и в беседе разрешить свои сомнения и страхи. Не одни лишь зеленые глаза и стать его прельстили меня, но также ум и холодная рассудительность. И казалось мне, что мы с ним своей непохожестью прекрасно дополняем друг друга, образуя гармоничный союз. Времена изменились, и князю нужно теперь другое.
- А что сказала гадалка? – задала вопрос Жюли.
- Эта Прасковья Ивановна, ужасная и неприятная женщина, вела себя вызывающе и наговорила мне кучу неприятных вещей, не знаю, в сердцах ли, от неприязни ко мне, или действительно так карта легла. Но только она сказала, что я разбила Антону сердце, и склеить его суждено уже, увы, не мне.
Жюли возмущенно взглянула на сестру и воскликнула:
- Ты же не собираешься верить старой ведьме и опускать руки?!
- Конечно, нет, - успокоила ее княгиня. – Впервые в жизни я понимаю, что должна поступить так, как никогда не поступала, должна сделать то, чего никогда бы не сделала, если бы речь шла не о князе Антоне. Я должна призвать на помощь все свои силы и все терпение, на какое я только могу быть способна, чтобы вернуть князя. Я буду укрощать свой непокорный нрав, буду послушной и покладистой. Я перейду грань, если этого хочет князь, а там будь, что будет.