В тот день я узнал, что умер Бродский, ночью, в Нью-Йорке, во сне...
Теперь, произнося это имя, я каждый раз буду внутренне содрогаться, как будто вызывая его обратно - совершая нечеловеческий путь.
В некрологах напишут, что он вдруг стал всем нам необычайно близок.
Это не так: он стал чужим и непреодолимо далёким - действует треклятая человеческая природа.
Он жил в наших сердцах, пока в нём жило его собственное сердце; а сегодня, в одну из нью-йоркских ночей, он незаметно ушёл, даже не хлопнув и не скрипнув дверью - так, что мы и не заметили. Он ушёл исхоженной дорогой, просторной и удобной, без ухабов и ям - в иные сердца. А нью-йоркская ночь - последовала за ним.

* * *

Я прерываю (пока) свои отношения с Нечто, потому что хочу написать для Бродского...
Перекопал всю Библию и, наконец, нашёл - «Сны Иосифа».
Так и назову...

* * *

Иосиф Бродский завершил тот январь и одновременно начал его в виде «Части речи» на моем столе.
Он - везде, и каждый атом теперь (подобно «Чёрному квадрату» на выставке) наполнен им. Стараюсь использовать эту «атомную энергию Бродского», потому что подобные моменты быстро проходят.
Первый сон из «Снов Иосифа» практически готов. Считайте его атомной бомбой.

* * *

Скитался весь день по квартире и, как видно, не зря: ночью, где-то между часом и двумя, закончил первый сон из «Снов Иосифа».
Второй уже начинает закипать в башке, есть даже прекрасный конец для него, а это немало...