В моей жизни есть порядки, будто заведенные не мною самим. К примеру, один раз в месяц я простужаюсь и болею ровно три дня. Не припомню, чтобы случались перемены или нововведения в ритуале: утром первого дня я здоров, однако чувствую, что должно произойти, и освобождаю ближайшие три дня от забот; к вечеру голова моя тяжелеет, я сплю плохо и просыпаюсь совершенно больным; весь день я не поднимаюсь с постели. Мне носят чай и меняют платки; я читаю Пушкина и ночью сплю, не смея повернуться набок со спины; на третий день я уже встаю и с досадой прохаживаюсь по дому, спать не могу и лежу, как колода, в ледяных простынях - зато наутро унизительный обряд уже выполнен.
В другое время приходят на меня проекты, исполнение которых также никогда более трех дней не длилось. То пишу я поэму, и начинаю даже первую песнь, то берусь прочесть Библию от первой до последней страницы, то изучаю физику по академическому курсу. Течение этих ритуалов таково же, как и течение болезни; привычка к ним давно отвратила меня от сопротивления и реформ. Но теперь случилось удивительное: два моих обычных происшествия пришлись друг на друга. Как раз вчера я простудился и в тот же день задумал написать историю четырех лет, проведенных в лицее, который неделю тому назад мною окончен.
Сейчас я лежу, и под рукой у меня платок и бумага: смешение церквей. Если в три дня успею сочинить до конца - большая удача, поскольку не думаю, чтобы еще когда-нибудь представился случай.
30 июня 1997