Мой дядя – чудак каких свет не видывал и добрейшей души человек. Вечно небритый, в драной тельняшке, поверх которой накинуто что-то годами не стиравшееся. Сутулый с вечно опущенным взглядом и растопыренными клочками волос; его квартира пыльная, неопрятная, с вечно тусклыми стеклами и тяжелыми гантелями на полу, подстать ему – холостяцкая, забывшая женскую заботу, просто маленький пыльный уголок, неприметный и заброшенный.
Он за всю свою жизнь не обидел и мухи. Я ни разу не слышал как он кричал на кого-нибудь, срывался, отстаивал свою точку зрения. Иногда, просто обидно видеть, как очередной раз его отчитывают, как ребенка, за неопрятный вид, а он стоит потупившись и что-то бурчит себе под нос. А ведь ему уже, без малого, пятьдесят лет! Он снисходительно смешон, когда подходит и говорит вдруг, как бы отрывками своих мыслей: “Бэмс! Получил?” или что-то вроде “Да…печальная ситуация”. А еще он очень любит цитировать Суворова. Бывает он позвонит вдруг, спросит как дела, как жизнь, как брат, родители, а потом так же попрощается и повесит трубку.
Он чудак, мой дядя! Помню как он, приехав на электричке в Зеленогорск, не успел пересесть на последний поезд до Приморска. И решил пройтись пешком, ночью, всего какие-то семьдесят километров. Слава богу, его подобрали на двадцатом километре.
Он никогда не кричит, не злится. Только единожды я видел, как он сорвался, когда речь зашла о его ребенке, моем двоюродном брате. Мой дядя разведен уже давно, и его сын, верно, единственное к чему он привязан в своей тусклой и жалкой жизни. Да, он жалок, и грустно смотреть как все вокруг жалеют его, относятся к нему с пренебрежением, словно к юродивому, калеке!..
Он постоянно что-то бурчит себе под нос. Словно вода в котелке, поставленном на медленный огонь, тихо булькает, никогда не разберешь о чем. Однажды мне удалось подслушать, что же он там бубнит. Невозможно передать мое удивление, когда я услышал отборный мат, да такой, которого и сапожник бы постеснялся. Ругательства на всех, обо всем, просто так в никуда – сразу создается впечатление подводной мины, которая в недобрый час, того гляди, всплывет.
Он чудак мой дядя, тихий как омут, как омут глубокий, добрый и милый, позволяющий топтать себя любому отребью, терпеливый и скромный…такой чудак!..

…Так и представляю как он ходит по своей квартире, согнувшись, заложив руки за спину вдоль, огромного книжного шкафа, на котором стоит чугунный щелкунчик для орехов, в форме волчьей пасти, как пробивается тусклый свет в окно и сонно кружится пыль. Он ходит там кругами, бурча себе под нос никому не адресованные проклятья, все ходит, ходит, ворчит, ходит…а вокруг все встало, даже время на стрелках часов с кукушкой.