Да. Не опоздать. Да он и не опаздывает – еще целых полчаса.
Уверенно переехал через мост, завернул, подъехал к арке служебного входа. Там Санька оставил машину, вышел, принял свой самый симпатичный вид и пошел своей фирменной походкой к театру.
Но выученная наизусть роль «холодной звезды», которую он играл каждый день, все чаще не удавалась. Вот и сегодня…
Посреди внутреннего дворика стоял мотоцикл. А рядом с мотоциклом стоял рыжий парень. Тот самый, которого он однажды видел на фотке у Ника дома.
Санька сдернул очки. Черт возьми, как он в тот раз не заметил?!
Данила. Тот самый рыжий мальчишка, который тогда, пять лет назад… ну да, и глаза его, и выражение лица.
- Данила… Данила, это ты? – спросил Санька, испугавшись – а вдруг померещилось?
- Сам видишь, Псих, - хмуро сказал мальчишка, копаясь в своем мотоцикле.
- Ты… жив, - выдохнул Санька. Значит, все разговоры о самоубийстве были наглым враньем! Он жив, он не повесился в пустом классе, как врал Лэр.
- Сам видишь, - опять сказал Данила.
- Ты… а мне говорили, ты повесился. – Решил совсем-совсем уточнить Санька.
- Сам видишь… что нет.
- Ты… ты как… живешь-то? – пытался подобрать слова Санька.
- Живу. Тебя не вспоминаю, Псих. – Грубовато сказал Данила. Неужели… неужели он думает, что и Санька…
- Ты же понимаешь, что я там был не причем! – попытался возразить Санька.
- Врешь. – Отрезал Данила. В глазах его явно читалось, что он действительно думает, что…
- Не вру! – возмутился Санька.
- Врешь! Вы там все были одна компания. – Негромко и холодно.
- Не одна! Они убили моего друга, я их ненавидел! – Неужели он этого не знал? Неужели он пять лет не знал, что живет благодаря Саньке?
- Врешь, Псих. Почему ты тогда от них не ушел? – он открыто не желал ничего знать.
- Пойми… - попытался объяснить Санька.
- Ничего не хочу понимать. Ничего не было, мы с тобой незнакомы. Понял? – и Данила показал маленький, но крепкий кулак.
Мотоцикл взревел.
- Пока, ваше звездное сиятельство! – крикнул он Перову, стоявшему у стены и умчал.
Перов был бесподобен. Он, конечно, вообще красив, как модель, но сегодня… как-то по-особому сияли его синие глаза.
«Я влюблен в него, - подумал Санька. И ему безумно понравилось, как звучит это слово. – Влюблен, влюблен, влюблен…»
«Классически влюблен. Вот здорово. Что я там хотел ему два дня назад сделать? Или это не я был? Наверно, не я – я не смог бы ему ничего сделать…»
Санька подошел к Перову.
- Откуда ты его знаешь?
- Я-то? – спросил Ник. – Это Данька из 11 «Б». Впрочем, он уже выпускной. А ты?
- Я… - «Как бы ему объяснить?» – Знаешь, это такая сложная история. Я, может быть, тебе потом расскажу. А может, не расскажу…
- Мне не нужны твои тайны, - Перов был холоден, как тот самый сугроб, в который Санька часто мечтал сунуться башкой.
- Ты на меня сердишься. Прости, пожалуйста. – Выдохнул Санька.
- Ты… - Ник поднял ладони, пытаясь что-то объяснить. – Ты не понимаешь… как ты…
- Прости меня, пожалуйста, ну прости, ну прости… - Санька заглянул Нику в глаза – бесконечно синие, с темными искрами в глубине. – А ты мне снился, - вдруг добавил он.
- В кошмаре? – спросил Ник.
- Нет, ты понимаешь, это было так… Прости, - попросил он еще раз.
Это был его обычный сон – он снился Саньке часто вот уже несколько лет. Будто бы однажды в мае восьмиклассник Санька вышел из школы и увидел, что вокруг – снова зима. Холод и снег. И он идет к детской площадке около школы и видит там девочку – он знает, что именно она виновата в этой зиме. Девочка примерно его ровесница, качает на качелях маленького мальчика. Когда Санька предъявляет претензии, он просто говорит: «Садись на качели». И он качается, качается, так высоко, что прямо летит, и вдруг – вспышка, и зимы нет, но в ту же секунду он улетает в другой мир.
Это точно другой мир, потому что в привычном Саньке мире не может быть такого густо-синего ночного неба, сливающегося с морем, даже в обожаемом Санькой Севастополе. Море сливалось с небом – или небо с морем? Санька шел по длинному мосту, зная, что на самом деле это не мост, а две его половинки, наведенные с разных берегов. И в середине моста – пролом… Но Санька идет, идет и идет, в самой густоте синего цвета моря и неба, идет куда-то, на свет далеких огоньков на той стороне… И знает, что если упадет, то не проснется…
И вдруг начинается другой сон, незнакомый. Будто бы он на кладбище, и могильщики кладут в могилу гроб. А Санька отчаянно пытается понять – кто же это умер. И слышит… слышит голос отца за спиной «Держись, сынок», оборачивается – но никого нет. И слышит другой голос – Олега: «Держись, держись, Саша». Но и его Санька не видит. Видит только могильщиков, засыпающих могилу землей… Чувствует за спиной движение, оборачивается – и видит Ника. Он молчит, а Санька смотрит ему в глаза – и видит синеву моря, сливающегося с небом…
И мост обрывается под его ногами…

- Ты хоть понимаешь, что ты сделал? – вдруг хрипловато спросил Ник.
- Я… понимаю, то есть… а что я такого сделал? – ответил дурацким вопросом Санька. – ну что я такого ужасного сделал, что ты не можешь этого простить?
- Ты не понимаешь, - повторил опять Ник.
- Нет, не понимаю, - сказал Санька. – Я влюблен в тебя, может, поэтому?
Ник глуповато захлопал великолепными своими ресницами.
- Ты… Я тебе не верю.
- Не веришь. Я знаю. Я и сам не очень верю. Но я в тебя влюблен, - улыбнулся Санька.
- Не верю. Ты врешь. Так же, как твои дурацкие друзья.
Санька вспомнил вчерашнюю глупую компанию. Это были люди, воображавшие себя «богемой», с которыми он знакомил своих особо любопытных девушек. Какой черт дернул его так по-дурацки подшутить над Ником?
- Они мне не друзья. Это была шутка.
- Очень веселая шутка.
- Ну прости, действительно шутка!
- А поцелуй тоже… шутка?
- Шутка… Хотя нет, это правда, - он наклонился к Нику, пытаясь коснуться его губ своими. Тот отшатнулся. – Прости меня. Прости. Ради бога. Я сделаю все, что ты захочешь. Ну… чего ты хочешь?
- Хочу понять, отчего ты такой.
- Какой?
- Лицемер. – Абсолютно ничего не выражающее лицо. Но господи боже мой, какие у него губы!
- Я не лицемер. Прости меня. – Санька встал на колени. – Не встану, пока не простишь.
- Придурок.
- Не встану. Так и останусь здесь навсегда.
Перов взглянул Саньке в глаза.
- Вставай… Ну ладно, прощаю, вставай.
- Честно прощаешь? Скажи, честно?
Ник присел на корточки.
- Честно.
- Спасибо, Ник. Спасибо. – Санька обнял его за плечи.
Такое неустойчивое положение оба удержать не смогли и грохнулись на асфальт.
Ник засмеялся.
«Какой красивый у него смех», - подумал Санька. – «У него все красивое и замечательное».
Он закинул голову. На него сверху падало небо – бесконечно синее.
«Цвета его глаз… Я влюблен!»