Ник сидел, съежившись, на заднем сидении машины. Его мутило – то ли, как всегда, от запаха бензина, то ли от выпивки. Внутри было противно, но дышать ртом он не мог, потому что чувствовал, что его тут же вырвет. Но он все-таки сумел спросить, когда сели в машину:
- Куда мы едем?
- Ко мне, - ответил Игорь Петрович?
- Почему.
- Потому что ближе, чем до вас. – Он почему-то опять перешел на «вы»,
Больше они ни о чем не говорили, ну и хорошо, потому, что Нику было совсем плохо.
Ехать, действительно, было недолго. Минут через пятнадцать они подъехали к старой пятиэтажке середины двадцатого века – ну, такой, с высокими потолками и символическим количеством архитектурных излишеств.
- Это…- «Бульк», - вы здесь живете?
- Живу. Иногда. А ты представлял особняк на Рублевке или что-нибудь вроде того?
- Ну, - «Бульк», - примерно. Я все мечтал, - «Бульк», - с детства о загородном особняке. – «Бульк». – Жить бы там и рисовать картины.
- Чего-чего, а картин здесь хватает, - Игорь Петрович показал на изрисованные «граффити» и просто неприличными рисунками стены лестничной площадки. – Проходите.
Ник вошел в прихожую, чувствуя, что скоро добулькается.
- А… где здесь туалет? Мне что-то нехорошо.
- Там.
Ник, как ни странно, с первого раза нашел это «там», не иначе, как интуиция.
Вроде полегчало, по крайней мере, внутри.
- Плохо?
- Вроде нет уже.
- Тогда идите умойтесь. Ванная – вот. – Игорь Петрович приоткрыл дверь. – Эти шмотки снимите, наденьте пока халат, там лежит парочка на полке. Я вам что-нибудь найду из своих вещей.
Черт, а Ник совсем забыл, что он в женской одежде! Парик-то он в машине сдернул, а эту чушь надо сейчас же...
Залез под душ, помылся. После теплого душа по телу бегали мурашки. И не только от холода…
Ник Перов дураком не был. Никогда. И великолепно понимал, что просто так, из благородства, полузнакомых юношей в свою квартиру, и тем более, в свою ванную, никто не пускает. Санька намекал почти что открытым текстом, что его отцу нравятся «красивые талантливые мальчики». Ник, правда, сильно сомневался в том, что он красивый. В ванной было узкое, но высокое зеркало, в котором Ника было видно во весь рост. Самому себе он не нравился – тощий, костлявый, лицо дурацкое, глаза большие, нос длинный, рот широкий, голова большая, шея тонкая… Ужас просто. Это давало ему надежду, что, может быть, все-таки… он, хмм… не привлек внимания… ну, в том самом смысле. Нет, Ник стремился к популярности. Всю жизнь стремился. Но не хотелось ему зарабатывать эту самую популярность ТАКИМ способом.
«Ну и чего ты теперь боишься?» - спросил он сам себя. – «Хотел популярности? Получай. Популярность тебе придется зарабатывать. Своей з… то есть своей честью».
Ник действительно был девственником – ну так сложилось. И была у него такая наивная надежда, что первый раз будет по любви. Он думал, что найдет любовь. Дождется ее. И очень не хотел платить таким образом за популярность – ведь это все равно что проституция.
Потянулся к полке – там лежало два халата и большое махровое полотенце. Ник посмотрел на оба халата и взял тот, который был подлиннее – прикрывал коленки. На халате, оказывается, кроме пояса, было несколько пуговиц, что обрадовало Ника. Он очень смущался, чувствуя себя… ну, примерно, как чувствовала бы себя девушка, оказавшаяся в такой ситуации.
Потом отодвинул щеколду и вышел из ванной.
«Два халата – означает, что здесь еще кто-то бывает постоянно. Я знаю, кто это. Санька и об этом говорил. Он, оказывается, никакой не замкнутый и не сердитый – это только имидж, а Санька очень хороший пацан. Но вот откуда он так подозрительно много знает? Много даже для родного сына – в смысле, для общающегося с отцом».
Игорь Петрович был в большой комнате – просторная, светлая, больше, чем единственная комната в Никовой квартире. У стенки стоял рояль, к нему было придвинуто два стула – рояль, очевидно, использовался как стол. На крышке рояля стояла чашка.
Игорь Петрович гладил белую рубашку. Неглаженые брюки висели на спинке стула.
- Вот… я сейчас поглажу. Вы пока садитесь. – Он показал на кресло. Ник сел. – Пейте. – Дал ему чашку.
В чашке было теплое, чуть кисловатое молоко. Ник глотнул. Молоко ему запретили еще в детском садике, поэтому он его не разлюбил.
- Вы… есть хотите? Я могу что-нибудь согреть.
- Да нет, спасибо, - ответил Ник и натянул халат подальше на коленки.
- Мерзнете? Возьмите одеяло.
Ник взял с дивана одеяло и закутался в него. Стало спокойнее.
- Спасибо вам большое, - спохватился он. – Вы мне очень помогли.
- Да не за что, - отозвался Игорь Петрович. – Только знаете что… - Он поставил утюг, подошел к креслу, присел на корточки и заглянул Нику в глаза – как взрослый ребенку. Да Ник и чувствовал себя ребенком, только отчего-то быстро выросшим. – Знаете что, я хочу вас предостеречь. Постарайтесь поменьше общаться с Рыбаковым. У него склонность к необдуманным поступкам и рискованным шуткам. Я просто советую. Он не лучшая компания для вас.
«Какой у него взгляд,» - подумал Ник. – «Вроде бы глаза такие же как у Саньки, а взгляд… гипнотизирующий. Завораживающий».
Ник уже почти сказал: «Да, да, никогда не буду с ним общаться, да, вы правы», как вдруг увидел Санькину кривую усмешку и услышал: «Что, так сразу сдаешься? Бросаешь меня?», вспомнил его шуточки, вспомнил, как Санька причесывает свои кудри – они должны лежать гладенько-гладенько, как он тоненькой кисточкой красил Нику глаза, как рассказывал про Киев, Париж и Лондон…
«Не общаться с таким человеком? Это как поскучнеет жизнь! За два дня знакомства с Котом она стала намного веселей!»
- А может, мне нравится рисковать? А обдуманные поступки мне ужасно надоели.
- Ваше право. – Игорь Петрович встал. – Вы точно не голодны?