Приложение, тоже непонятно откуда и неизвестно зачем появившееся

Наброски к автобиографической книге «Барабанщики, марш!» двух авторов.
И. – Игорь.
О. – Олег.

Эпиграфы.
1. От Олега.
«Это любовь бескорыстная, не ищущая никакого блага, в том числе и собственного психологического комфорта. Любовь не к совокупности своих переживаний, а к конкретному человеку. К другу. К другому. Любовь, не идеализирующая человека, любовь трезвая и честная. Человека любят не за что-то, не за ту или иную совокупность качеств. Ценностью в этой любви является сам человек, его неповторимая личность. Эта любовь не подлаживается к недостаткам любимого, не закрывает на них глаза ради сохранения отношений. Но и не придаёт им очень уж большого значения, зная, что сам человек бесконечно больше, глубже и ценнее своих внешних проявлений».
В. Каплан.

2. От Игоря.
Но дальних стран и всех морей дороже
Два слова, тихо сказанные другом,
Когда, держа в ладони твою руку,
Сказал, что без тебя он жить не может.
Ты тоже не можешь один,
И пусть вам обоим светит
Синей зарей впереди
Та сторона, где ветер!
В. Крапивин.

<...>
И. – Как мы познакомились? Обыкновенно. Как знакомятся все мальчишки? Либо во дворе, либо в школе. Мы познакомились в школе, в пятом классе.
Наш пятый Б стоял у школы, должна была начаться линейка. Вдруг слышим – щелк-щелк-щелк! Стучат по асфальту сандалии. И подбежал к нам мальчик.
О. – Я не бежал, я шел.
И. – Но стук был. А потом? «Здесь пятый Б? Я Олег Трубецкой. Чтобы не было лишних вопросов – да, я сын того самого Трубецкого».
О. – Конечно. А вдруг никто бы не вспомнил? А так – сразу показал свое место в обществе. А то знаю я, как у нас к новеньким относятся…
И. – В том году у нас было еще трое новеньких, так что на Олега я внимания не особо обращал. А впервые мы как-то пообщались позже…
О. – В ноябре.
И. – Нет, в конце октября. Причина была банальная – рядом с автобусной остановкой, от которой я шел домой, разлилась громадная лужа. И грязь была непроходимая. А я, пижон несчастный, вместо резиновых сапог надел новенькие легкие ботиночки, почти летние.
О. – Я вышел на остановке и пошел домой, в другую совсем сторону. И вдруг увидел – стоит человек, мнется. Знакомый человек. Я подошел, спросил, что случилось.
И. – А я никак не мог решиться испачкать новые ботинки и выискивал, как бы пройти. Тут подошел Олег – в резиновых сапогах, спросил «Что, не пройти?» Я кивнул. Он снял очки, положил их в боковой карман, поднял меня – довольно тяжелого, только чуть-чуть легче него, закинул на плечо и пронес эти несколько метров грязи на себе.
О. – В общем, такой малогероический подвиг. Потом я спросил: «Тебе прямо? Мне тоже» и мы пошли вместе, хотя мне было совсем в другую сторону…

<...>
О. – Не знаю, кто нас свел вместе. Может быть, судьба – в лице тех людей, которые продали нам квартиру именно в том районе или тех, которые записали меня именно в ту школу и в тот класс. Не знаю, может быть, Бог…
И. – Насчет Бога у нас было много споров. Я не мог понять, почему Лешка такой разный – иногда такой весь из себя активист-отличник, музыкант, начитанный всяких книжек умных, а когда снимет очки, сразу совсем другой – выдумщик, готовый на любые поступки, сорвиголова и хулиган, но в то же время в своем хулиганстве – всегда такой же честный и всегда поступающий как положительные герои из книжек. Я, по своему душевному устройству в те годы – плоский как блин, не мог понять этой разности.
О. – Ну, ты загнул. Настолько сложным я не был. Но свою разность – да, чувствовал и пытался как-то самому себе ее разъяснить. Вот очки – это простейшее средство, с помощью них я отделял себя одного от себя же, но другого.
И. – И самое непонятное в нем было то, что под красным галстуком у него был серебряный крестик. А однажды Лешка признался, что когда вырастет, пойдет в семинарию и станет священником. Я, человек (тогда) неверующий, воспользовался главным тезисом Остапа Бендера, про которого не читал, а только кино смотрел: «Бога нет!» А он мне с той же интонацией: «Бог есть!» Так и спорили – кто кого перекричит. А через несколько дней я пришел: «Посвяти меня, то есть покрести!»
О. – Я ему говорю «Я же пока не священник, а так». Он «Ну понарошку покрести». Я взял собственный крестик, опустил его в обычную водопроводную воду, перекрестил эту воду и чуть-чуть намочил Игорю голову на макушке. Потом взял его правую ладонь, прижал к ней крестик лицевой стороной – так, чтобы очертания отпечатались, и сказал: «Все, ты теперь крещеный. Нарекаю тебя Игорем».
И. – По-настоящему я с тех пор не крестился. Видимо, хватили одного ненастоящего раза. Но в Бога потом поверил.
О. – А детский спор вспомнили мы намного позже. Девять лет назад у меня погибла жена Маруся. Мне было очень плохо, я плакал, стучался головой обо что попало и повторял: «Это меня Бог наказал, это меня Бог наказал!»
И. – А я гладил его по голове и уговаривал: «Бога нет, Бога нет, Бога нет». Потому что если бы он уверился в то, что его Бог наказал, он бы сделал то, что не успел в юности - покончил с собой.
О. – А в тот раз меня впервые бросила девушка. Пятнадцать лет мне было. Я разочаровался в жизни и в людях, взял ножик и решил перерезать себе горло.
И. – И тут я его с улицы позвал: «Лешка, выходи!»
О. – И я подумал – а если я умру, как он-то жить будет. Он же пропадет без меня. Я откинул в сторону нож и бросился на улицу.
И. – Мораль – хотите самоубиться – стреляйтесь, это быстрее…

<...>
И. – Как мы жили? Да хорошо мы жили, не жаловались. Книжки хорошие читали, Кассиля, Гайдара, Крапивина, Пантелеева…
О. – Толкиена, Вальтер Скотта, Жюль Верна и так далее.
И. – Особенно любили крапивинские книжки. Скажем, про Вальку Бегунова. Даже игра у нас была – я Валька Бегунов, а Олег – Сашка Бестужев. И спектакль потом поставили в драмкружке.
О. – Были барабанщиками в отряде. Потому что романтика, тот же Гайдар и Крапивин. Да и приятно – у всех на виду. Сначала в барабанщики хотели взять меня одного. Но я сказал, как в книжке – «Мы только вместе». И приняли нас обоих.
И. – Но не все были такими правильными. Были и хулиганы. Помню, один наш бой с этими придурками. Мы были… в шестом классе, кажется.
О. – В седьмом. И была такая банда из десятого класса. Все знали, что они с маленьких деньги трясут, и кто-то из них с бандитами был связан. Но учителя делали вид, что ничего этого нет и они все белые и пушистые.
И. – Эти двое – их больше было, но они, видимо, решили, что с семиклассником и двое справятся. Так вот, эти двое зажали меня где-то у старых гаражей, «Мальчик, ты нам денег должен» и так далее… Тут появляется Лешка. Как он почувствовал, что со мной беда – ума не приложу.
О. – Я бы любому помог. Двое на одного – это нечестно. Я бросился на этих уродов, врезал одному в нос, схватил Игоря за руку и мы побежали.
И. – Я думал, мы бежим, то есть убегаем. А он отбежал подальше, остановился и говорит «Драться будем». И аккуратно достает из кармана секретное оружие – камешек, оплетенный колючей проволокой, только с двух сторон открытый, чтобы пальцами держать.
О. – Я это называл «сярикен» - как японские стальные звезды.
И. – Я говорю: «Зачем? Они сильнее». А он «Со злом надо бороться». Тут эти двое подбегают, Лешка одного со всего размаха как звезданет сярикеном, а я на второго напал. Боялся жутко, но стукнул его, как где-то слышал – по кончику носа, а потом по шее, а потом под дых. Побили, значит, мы этих и пошли дальше спокойненько. Я говорю «Нас за эту драку не похвалят, если узнают».
О. – А я ему классику – «Мальчика со шпагой». «Ленин учил смелости и честности, а от нас они требуют, чтоб не пикали и не высовывались». Конечно, сейчас это смешно – вся эта вера в идеалы, но мы же верили!
И. – Какое-то время. А потом разуверились.
О. – Вот-вот. И чего стоят такие идеалы, в которых легко разувериться?..

<...>
О. – Что такое судьба – над этим я думал много. И раньше, и теперь. Предопределена она или можно ее изменить?
И. – Чаще всего приводят такой пример. Вот человек бежал на самолет, опаздывал, и не успел. А самолет разбился. То, что он не успел – это судьба. Но люди, которые разбились в этом самолете – это что, тоже была их судьба? А если человек падает от сердечного приступа на улице, а все перешагивают через него, считая, что он пьяный – и он умирает, потому что ему вовремя не помогли? Это тоже судьба?
О. – А если двое влюбляются друг друга, то это они сами решили или это было предопределено судьбой? Если судьбой, то почему они потом расстаются?
И. – Вопросов-то много, а вот ответов за двадцать лет так и не нашлось…

<...>
И. – Многие интересуются нашими отношениями в прошлом и настоящем. Ходят всякие слухи, журналисты вечно вынюхивают…
О. – Но это не тайна. Для тех, кто считает любовь между двумя мужчинами извращением, могу посоветовать фильм «Черное и белое» с моим отцом Валентином Трубецким в главной роли. Там подробно рассказано о том, что любовь – она всегда любовь, и ни грехом, ни извращением быть не может изначально. Да, когда-то мы были вместе, и была между нами любовь, по крайней мере, с моей стороны.
И. – С моей – скорее влечение… или увлечение. Влюбленность. Будь на нашем месте двадцать лет назад мужчина и женщина, они бы сочли это величайшей любовью своей жизни и поженились бы. Вряд ли такой брак продержался бы долго. А мы одно время встречались, потом поняли, что наша любовь как бы «исчерпала» себя. Мы разбежались, у каждого были свои пассии, Олег был женат…
О. – Был. Моя жена Маруся была чудным человеком. Очень красивая и умная женщина. К сожалению, она погибла девять лет назад, и вместе с ней погиб мой неродившийся сын. А вот сын Игоря жив и здоров – это молодой актер Александр Рыбаков.
И. – В наших судьбах многое расходится, и не всегда желаемое превращается в действительное. Но вообще – вряд ли мы могли быть вместе, мы слишком разные. По-разному воспитаны. Лешины родители – культурные, образованные люди: отец – актер, мать – учительница, позже преподавательница в университете. У него культура в генах заложена. А кто те люди, которые передали мне набор генов, я не знаю. Я не говорю – родители, потому что мои настоящие родители – люди, забравшие меня из детдома, когда мне было два с половиной года… Они люди безусловно хорошие, но не так меня воспитывали. Книжки я читал мало, больше бегал на улице. Читать научился поздно. Не был я таким умным, как Олег. Не был таким честным и благородным. Был трусоват. Это сейчас все прошло, но тогда – в двадцать лет, эти различия еще были. Мы волею судьбы оказались рядом, но разве «рядом» значит «вместе»?..