37. Посланец судьбы

Посвящаю Таше.
Огромная благодарность Хельге и другим хорошим людям с ее форума

Два примечания:
Во-первых, с этой главы и до конца основным временем действия становится конец мая (в начале) – июнь 2006 года. Поэтому все даты, кроме даты Санькиного рождения (25.07.85), потому что в ней я как раз ошиблась, так вот, все даты сдвигаются на год – так, дата рождения Перова – 3.03.88 вместо 87 и т.д., а некоторые временные установки на апрель или, наоборот, июль, придется переписывать.
Во-вторых, напомню сцену, с которой начинаю эту главу, потому что она написана почти год назад. Это та сцена, где Игорь подвозит Перова до дома и целует его на прощание.

Была глубокая ночь, шел дождь, светофоры изредка мигали желтым светом.
Игорь ехал, не обращая внимания на этих желтоглазых мутантов. Фонари размазывались яркими линиями по стеклу. Сумасшедший день, сумасшедшая ночь… И завтра, стало быть, будет то же самое. Бывают в жизни такие полосы суматошных дней, размазывающихся в памяти, кажущихся потом неделями…
«Значит, с утра Олег с его тайнами… Влюбился в кого-то? Нет, со своими чувствами он в состоянии разобраться сам. Всегда разбирался (ладно, случай с Санькой не считаем, он экстремальный). Олег достаточно серьезен, чтобы всегда полагаться только на себя… В отличие от меня, разумеется… Он надежен, как бастион его имени в Петропавловке - есть там такой, где-то между Государевым и Меншиковским, есть там Трубецкой бастион. Я бы не удивился, если бы узнал, что Олег имеет отношение к какому-то тому Трубецкому, петровских времен. Да, этот мой бастион не может терзаться несчастной любовью, опять-таки, если не брать в расчет экстремальные случаи. Нет, тут что-то было другое… Черт, а вдруг врачи нашли у него какую-нибудь очередную неизлечимую фигню? Наследственность то у него… застрелиться какая. Это будет плохо. Даже очень плохо. Даже жутко плохо. Ладно, пусть пока повисит эта гипотеза, завтра все у него узнаю. Не дай бог, конечно… Так, потом этот мальчишка. Глупый, ненормальный… потрясающий мальчишка…»
Оказавшись дома, Игорь улегся спать, но сон никак не шел. В голове у него клубились мысли, изредка ему удавалось схватить одну из них за хвост.
«Да, да, глупый мальчишка… Пе-ров… Ни-ки-та… Никита… Какое глупое, липнущее к языку, застревающее в горле имя! Совершенно неподходящее. Развелось сейчас этих Никит… попалась недавно в руки брошюрка о… о чем?… кажется, о юношеском футболе… только вот не вспомнить уже, где… так в составах команд было огромное количество этих Никит… А, значит, это было года три назад, не меньше, иначе я бы не обладал такой чувствительностью к этому имени… Ладно, речь сейчас не об этом. Все-таки это неуклюжее имя не идет мальчику. Этому, по крайней мере. Тому – да тому оно даже было чересчур изысканным. Лучше б его звали каким-нибудь Петей или Васей. А этому, Перову – ну какой идиот выбрал это имя! Оно ведь и не склоняется никак. Ник – слишком коротко и неуклюже. Ники…. Нет, лучше не вспоминать. А хотя, черт с ним, уже вспомнил».

Для воспоминаний об этом случае был оставлен коротенький эпизод – глухая ночь, часа три, они вдвоем, почему-то на двойных качелях во дворе, стоят, пригнувшись, друг против друга, покачиваются и смотрят друг другу в глаза… Почему именно этот эпизод? Потому что достаточно яркий (Игорь до сих пор вздрагивает, когда проходит мимо этих качелек), чтобы не углубляться в дальнейшие воспоминания… А еще потому что не было сказано ни слова, а значит – ни слова лжи.
Эта история была давно загнана в самый дальний и темный угол памяти вместе с дурацкими воспоминаниями детства и юности. В более взрослом возрасте он почти не совершал глупостей. Да и эта начиналась вовсе не как глупость.
Олег затеял очередное кино, на несколько эпизодов пригласил Игоря. Там, в одном из съемочных павильонов, он подвел к нему паренька.
- Знакомьтесь… Мальчик… как там тебя? Мальчик Никита. Жаждал с тобой познакомиться, друг мой…
- Жаждал? – спросил Игорь. – Неужели?
Парень слегка мотнул головой, не поднимая глаз – мол, не больно то и жаждал, не надо на меня наговаривать.
- Жаждал-жаждал, еще как, - ответил Олег. – Это он стесняется. Твой преданный поклонник, все твои фильмы пересмотрел чуть ли не двадцать раз. Ну, я пойду, у меня еще кой-какие дела.
Мальчик… как там его? Никита оглянулся вслед Олегу, едва заметно шевельнул губами, произнеся что-то неслышное, и наконец поднял глаза на Игоря. Мамочка родная! Игорь чуть не покачнулся от неожиданности. Он был уверен, что у этого невзрачного парнишки с непонятно-мышиного цвета волосами и простоватым лицом самые обыкновенные глаза, какие-нибудь серенькие или светло-карие. А они оказались густого темно-синего цвета. Мальчику на вид было не больше семнадцати лет. (На самом деле, тогда Никите уже исполнилось двадцать три, Игорь же находился в достаточно удобном возрасте, когда годом больше, двумя меньше – какая разница? – впрочем, в том году ему было (еще или уже?) тридцать шесть, но этот возраст тянулся до сих пор, и Игорь надеялся растянуть его еще лет на пять.)
- Это он врет, - хрипловато сказал мальчик, - то есть шутит. Ничего я не жаждал по правде.
- Конечно, шутит, - согласился Игорь, - он вообще шутник.
- Хотя по правде я хотел вас увидеть. Или поговорить, - тем же хрипловатым баском продолжил мальчик – черт, как же его? – Хотел спросить несколько вопросов… Ну, про «Черное и белое» и про еще всякое…
- Задать.
- Чего задать?
- Cпросить вопросов – так не говорят.
- Чего не говорят? Все так говорят.
- Кто все?
- У нас все.
- Где у вас? За полярным кругом, на стоянке чукч-оленеводов?
- Чего? Да сами вы… чукча! И оленевод.
И мальчик – Никита, что ли? – гордо отошел. Игорь едва сдержал смех – ну и придурки нынче журналисты, подумал он. «Спросить несколько вопросов»! Это надо рассказать кому-нибудь, немедленно!
Олег, впрочем, не развеселился.
- Извини, друг мой, но ты… в общем, неумно поступил, - ах, как Олег умел не ругаться! Игорь даже завидовал ему в ранней молодости, завидовал этой врожденной интеллигентности, этому внутреннему тормозу, который сдерживал в нем все цензурные и нецензурные ругательства.
- Почему?
- Да потому что, проще говоря, козел ты и сволочь. Ребенок к тебе со всей душой, с обнаженными чувствами…
- Ничего себе ребеночек.
- Да разве тут дело в возрасте? Ты вон тоже… скажем так, далеко не взрослый. Так вот, ребенок к тебе с чувствами…
- Да с какими на фиг чувствами?
- Да с такими, что этот мальчик в тебя по-тихому влюблен. Я уверен, все съемки он будет смотреть на тебя коровьими глазами, как когда-то Тамара Арсеньева из седьмого «Б».
- Так это что, актер? Я был уверен, что какой-то журналист с этими «несколько вопросов».
- Друг мой, ты ни капли не интересовался моей новой картиной, - вздохнул Олег. Игорь почуял неладное:
- Он что, у тебя главную роль играет?
- Ни капли, - понял Олег. - Не главную, друг мой, а второстепенную. Но все равно с твоей стороны свинство не знать.
«Друг мой» было его обычным обращением к Игорю и расшифровывалось по разному – «друг детства», «лучший друг», «друг сердечный» или просто «друг мой непутевый», а иногда звучало даже с такой покровительственной интонацией, вроде как «дитя мое».
- Хорошо, пусть свинство, - грустно признал Игорь. – Что же с этим мальчиком… как его там?
- Никита. Я тебе настоятельно советую обратить на его внимание, он томится. Все равно у меня съемки, дела и вообще мама болеет, так что, извини, пару месяцев будет не до тебя.
- Совсем?
- М-может быть, даже совсем… У меня тут, понимаешь, роман наклевывается, хорошая такая девушка, рыжая, веселая, на Маруську похожа, только стерва… и замужем.
- Люська Берестова, что ли?
- Как догадался?
- Пф, о чем там догадываться, она уже всей Москве растрезвонила, что у тебя с ней «наклевывается роман». Я не верил, думал, зачем тебе эта дура стервозная?
- Во-первых, она вовсе не дура, а во-вторых, я ж на ней не женюсь, а так…
- А на время твоего «так» ты мне предлагаешь поухаживать за этим влюбленным в меня мальчиком? Между прочим, он страшненький, и если б не глаза, я б на него и внимания не обратил…
- А чего глаза? Глаза как глаза… Я тебе предлагаю, для начала пригласи его на банкет, помирись с ним, а там тихонечко, под коньячок – кстати, обещают и какие-то невообразимые вина….
- Я не понял, какой банкет?
- Ты и тут не в курсе? Ну ты… придурок, короче. Извини. Нас с тобой еще на той неделе пригласили на банкет. У Михлинского то ли юбилей, то ли годовщина свадьбы… Кстати, твой Санька учится в одном классе с его Наташей и даже вроде бы ухаживает за ней…
- Хватит! Мой сын – твоя любимая тема. Потрясающе, вот и разговаривай о нем сам с собой. Оревуар.
Игорь ушел, невежливо хлопнув дверью (назавтра пришлось звонить, просить прощения, несмотря на то, что Олег всегда все прощал).
Вообще это, конечно, было жуткое свинство – во-первых, заводить роман с чужой женой, пусть даже с Люськой Берестовой, во-вторых, предлагать ему, Игорю, завести отношения с каким-то дурацким мальчишкой… А мальчик-то обиделся! Целую неделю на съемках он даже не заговаривал с Игорем и смотрел обиженно. Впрочем, отчасти такое отношение полагалось по роли, многие думали, что мальчик… Никита, Никита, надо запомнить… что мальчик просто вошел в образ.
Игорь потом множество раз повторял себе, что пригласил мальчика на этот банкет исключительно чтобы помириться. Исключительно. На банкете было много «левых» гостей, которых не приглашали, а взяли с собой в нагрузку. Сначала они сидели вместе с Олегом, а мальчишка бродил где-то среди гостей. Показывали дипломный фильм старшего сына Михлинского – Егора. Тогда Егор был ровесником тогдашнего же Никиты, то есть заканчивал институт. Но признаки его легкого сумасшествия уже появлялись и в нем, и в его фильмах.
- Леш, по-моему, это неэтично – уводить жену у этого сумасшедшего мальчика.
- Гос-споди! Во-первых, я не увожу. Во-вторых, она сама… Этично-неэтично! Моралист ч-чертов! Сам в третьем классе из библиотеки три книги свистнул, а туда же, мораль читает, ч-черт бы тебя побрал…
- Леш, Леш, тебе вредно много пить, ты это помнишь?
- Я все помню, отстань.
Эта ненормальная грубость Олега обидела Игоря, но он не отошел, а наоборот, начал присматривать, чтобы Олег не пил больше положенного – странно, с ним такого никогда не случалось.
Потом показывали запись какого-то школьного спектакля с участием дочки Михлинского, тоже начинающей стервочки – впрочем, в этой семье все были капельку больные на голову. Олег кивнул на мальчишку со скрипкой:
- Смотри, Санька.
- Разве? Он же не играет на скрипке.
- Он уже три года играет на скрипке, друг мой.
- Почему я не знаю?
- А что ты вообще о нем знаешь?
- Ну… много. Он вроде как начал увлекаться верховой ездой?
- У него Кубок России по конному троеборью.
- Ну вот видишь, кое-что знаю.
- Глупый, глупый, бестолковый… ты добьешься того, что, когда придет пора просить прощения, он вытолкает тебя за дверь, как я когда-то своего отца. Будет потом мучаться, а сделать будет уже ничего нельзя…
- Ну и кто из нас моралист чертов?
Тут Игорь все-таки обиделся и отошел от Олега. В толпе он наткнулся на Никиту.
- Развлекаетесь?
- Не так чтоб очень.
- Выпьем?
- Щас. Подлизываетесь?
- Я? Подлизываюсь? К кому, к вам? – Игорь просто обалдел от подобной наглости. – Да зачем вы мне нужны? Идите, гуляйте.
Он отошел и налил себе стакан – вино действительно было особенно вкусное. Через четверть часа к нему подошел Михлинский. С Олегом они не очень ладили, а с Игорем были даже вроде в приятельских отношениях.
- Игорь, вон тот блондинистый паренек – с тобой или с Олегом?
- Вроде со мной, а что?
- Да ничего, только он за последние пятнадцать минут успел нахамить всем, кому только можно, включая меня, и только мое исключительное вмешательство спасло его от спуска с лестницы. Он у тебя что, чокнутый?
- Да напился просто, придурок малолетний.
- Он был трезвый. Ну, не настолько пьяный, по крайней мере. Он конкретно нарывался. Иди воспитай.
- А чего я-то?
- А кто его привел? Я, что ли? Кстати, внешне он из себя ничего особенного не представляет. Я полагаю, он таит в себе какие-то внутренние, - тут Михлинский как-то странно подмигнул, - таланты и достоинства?
- Ты что, решил, что я притащил с собой любовника? Зная, что здесь будет Олег? Ты с ума сошел? – Игорь только потом узнал, что говорил слишком громко, так что слышали все, кто мог что-то слышать. – Да я его вообще не приводил, то есть, это Олег сказал, то есть попросил, чтобы я его пригласил с собой и вот… Да он вообще придурок малолетний!
- Успокойся, считай, что я поверил. – Михлинский усмехнулся и исчез.
Вот же блин горелый, а? И что, спрашивается, делать с этим невменяемым?
Игорь отловил Никиту за шиворот.
- Вы что, сумасшедший? Какого черта вы здесь устроили?
- А что вам не нравится?
- Ладно, позорите меня, фиг с ним, но вы позорите Олега Валентиновича.
- Как?
- Так! Я вам настойчиво предлагаю исчезнуть, и поскорее.
- Метро уже закрыто. Олег Валентинович обещал меня подвезти.
Игорь глянул в зал – Олег уже устроился в укромном уголке с двумя бокалами шампанского и рыжеволосой «стервой».
- Олег Валентинович, очевидно, останется до утра. Или даже до завтрашнего вечера. Смею предложить вам свою компанию. Машина у меня, конечно, не как у него…
- А какая у вас машина?
- «Тойота», - мрачно ответил Игорь.
- Чего, денег нет, да?
- Деньги есть. Только не на машины.
Уже упаковав молодого человека в пальто и машину, Игорь понял, что не знает, куда его везти.
- Никита, где вы живете?.. Где? Мы ж туда и до утра не доедем.
- Вы же сами предложили подвезти.
- Действительно, взялся за гуж… Поехали.
И они поехали. Сначала все было нормально. Но через какое-то время Игорь увидел, что Никита… плачет. Он сидел молча, закрыв глаза, а из-под опущенных век медленно катились слезы.
- Вы… вы что? – испугался Олег – если честно, он первый раз видел, чтоб кто-то так плакал – молча, тихо, неизвестно из-за чего. – Да что с вами? Что?
Мальчик тихо вздохнул и вдруг уткнулся ему в плечо, продолжая плакать и беззвучно что-то шепча.
- Да что случилось? Что с тобой? – удивление и жалость вдруг преодолели барьер, который не смогли преодолеть гнев и раздражение. – Ну перестань, пожалуйста. А?.. Ну это… самое… мужчины не плачут вообще… Ну это… Ни… Никита…
Тот только всхлипнул отчаянно, будто ему не хватало воздуха и вцепился в его руку.
- Сейчас высажу в снег, - пригрозил Игорь почему-то тоном рассерженного Деда Мороза. – Будешь сидеть до утра.
Никита едва заметно шевельнул головой – то ли кивнул, то ли помотал. Потом вдруг сказал:
- Не туда свернули…
- Правильно, не туда. Я тебя в таком состоянии «туда» не повезу и одного не оставлю.
- А к-куда?
- Не знаю, согласишься ли ты поехать ко мне…
- А если не соглашусь, высадите в снег?
- Нет. Буду возить по Москве кругами, пока не успокоишься.
- Тогда надо до МКАД доехать, круги ровнее получатся.
- Успокоился? Вот и чудненько.
- А давайте все равно к вам поедем, а то до меня далеко, до утра не доедем, сами же говорили… - Этот тихий хриплый голос воздействовал на него как-то гипнотически. Игорь повернул к дому.
По дороге успокоившийся от своих непонятных слез Никита начал задавать вопросы:
- А вы где живете? В той квартире, что вам Трубецкой-старший подарил?
- Не подарил, а завещал. Большая разница.
- А почему вам, а не Олегу Валентиновичу?
- Эээ… видишь ли… мальчик… эээ…. Никита… эээто очень сложная история взаимоотношений… в общем, Олег очень не ладил с отцом, особенно в последние годы, просто очень… а со мной у него было… ээээ…. своеобразное взаимопонимание, и вот…
- А где же Олег Валентинович живет?
- Ну как где? Сначала жил с матерью, а потом купил квартиру, обставил ее там по последнему слову… что ж ему, больше жить негде, по-твоему?
- А… а вы не вместе живете?
- Если б вместе, то кто-то из нас бы застрелился. Или застрелил другого. К чертовой матери.
- Разве вы друг друга не любите?
- Мы… это… как бы тебе сказать… нет.
- А почему вы тогда вместе?
- Эээ… а черт его знает. По привычке.
Это было простейшее объяснение их отношений – привычка. Привычка быть вместе, привычка появляться друг у друга, прерываемая лишь короткими романами, во время которых, впрочем, чисто дружеские встречи не отменялись, отменялось их неизменное продолжение.
- Просто по привычке?
- Да, так иногда бывает. Просто ни у одного из нас не было достаточно сильного чувства, чтоб оно нас развело.
- Он же был женат.
- А, да… Один раз было. Но Маруся, царство ей небесное, погибла… А больше никого и не было.
- Совсем-совсем никого?
- Совсем.
Почему же совсем? А Денис? А Сережка? А этот глупый чех, как же его там… Владек? Неужели так мало? За тринадцать-то лет? Да, именно так…
А Никита опять сжал его руку, и Игорь понял – что-то случится. Сегодня, непременно…
Случилось, когда они были уже у Игоря и зачем-то решили выпить. Игорь потянулся за рюмками и почувствовал прикосновение к плечу. Он обернулся и увидел в непосредственной близости от своего лица Никитино – большие неправдоподобно синие глаза, вздернутый нос с парой бледных ранних веснушек и пытающийся растянуться в улыбке широкогубый рот. Игорь не выдержал и прижался к этим губам своими. Потом наступило какое-то кратковременное помутнение сознания. Когда оно закончилось, он понял, что они катаются по ковру в гостиной, не в силах оторваться друг от друга, изображая из себя невообразимое переплетение рук, ног и дыханий. Не сказать, что это было очень уж удобно. Игорь отвернулся и выдохнул:
- Извини, я, кажется, схожу с ума… Ты сейчас можешь дать мне по морде и уйти.
- Куда?
- Куда хочешь, бери мою машину и уезжай.
- Куда ж я денусь-то? – прошептал он и теперь уже сам потянулся к нему. – Может, в спальню пойдем?
- Давай, а то так запутаемся, что придется ползти по-пластунски.
Никита засмеялся…
Когда оказались в спальне, Игорь подумал, что надо что-то сказать, чтобы не выглядеть совсем уж глупо.
- Ты… то есть… ну, это больно…
- Кого вы учите? – усмехнулся Никита.
- То есть ты… это… не впервые?.. – Игорь понял, что несет какую-то чушь.
- Мне двадцать три года. Или вы судите по собственному опыту?
- Ну… собственно, да… Я в этом возрасте был еще таким довольно невинным лопушком.
- А я другое поколение, продвинутое.
Через несколько минут Игорь убедился в его «продвинутости»…
- А мы с вами попали, - сказал Никита, закидываю руки за голову, - нам на съемки к десяти. А сейчас уже часа четыре.
- Значит, будем спать, - решил Игорь, улыбнувшись этому «вы». (На «ты» Никита перешел еще через несколько месяцев).
Но спать сразу не получилось.
- Мальчик Никита, - сказал Игорь, перебирая его светлые волосы, - а как же мне тебя звать?
- Да как хотите.
- А как тебя раньше звали?
- Кит. В школе. А потом еще один человек звали Ники, как императора Николая.
- Какого?
- Российского.
- Нет, какого по счету?
- А что, их много было?
- Ну, штуки две набиралось… Ладно, черт с ними. Значит, ты у нас Ники? А скажи мне, родной, отчего ты ревел в машине?
- Отчего… От любви. Я вас давно и тихо люблю. Быть рядом, иметь возможность посмотреть, дотронуться и сдерживаться от подступающего сумасшествия… Я не выдержал. А вы-то… неужели, после все, что я устроил…
- Друг мой Ники, ты предназначен мне судьбой.
Он засмеялся:
- Почему я? Глупый, неуклюжий Никитка из города Балашово, с улицы Советско-Чехословацкой дружбы?
- А вот так. Кстати, а Балашово – это где?
- Под Саратовом.
- Я тоже оттуда. Точнее, жил там в детстве летом. В Покровске, под Саратовом.
- Правда?
- Чистая. Тебя, тогда, правда, друг мой Ники, на свете еще не было.
- Неужели? А сколько вам лет?
- А ты как считаешь?
- Ну-у… где-то от тридцати до тридцати пяти.
- Чуть промахнулся, друг мой. Тридцать шесть.
- Ты как Киса Воробьянинов, - хихикнул мальчик Ники. – А сколько лет вашему сыну?
- К-какому сыну?
- У вас вроде один. Александр.
- А, Сашка… Ну, сколько… Какой сейчас год?.. Нет, год я помню, а месяц?..
- Март.
- Ну, значит… значит, тринадцать. В седьмом, что ли, классе… или в восьмом…
- Вы не видитесь?
- Нет, практически… Впрочем, Олег изредка к ним заходит…
- У него отчим?
- Нет… Я бы никому не пожелал получить в жены такую стерву, как его мать.
- Но вы же были на ней женаты?
- С чего ты взял? Я никогда не был женат. У меня была невеста, лет пятнадцать назад…
- А…
- Хватит! Почему все так любят говорить о моем сыне? Олег, теперь ты… Это глупый и никчемный современный мальчишка, зомбированный всякими компьютерными играми и дурацкими боевиками. – Игорь понимал, что говорит неправду, что Санька, скрипач и наездник, вовсе не глуп и не похож на других, но не мог остановиться. – Разумеется, хитер и расчетлив, весь в мамочку, они еще устроят мне подлянку, я уверен… Впрочем, хватит о нем. Надо спать.
Впрочем, сам Игорь не заснул и после того, как светлая макушка устроилась у него на груди.
Почему он вдруг решил, что его судьба – этот симпатичный мальчик? Почему именно он? Почему при его виде екает сердце, а интуиция зашкаливает, засыпая таинственными ощущениями – вот он, вот тот, кто тебе нужен?
Неужели в письме говорилось о нем?
Валентин Трубецкой незадолго до смерти оставил письмо – своеобразное завещание для Игоря. Это было вполне в его романтическом духе – список наставлений, которых Игорь в основном не выполнил, пожеланий и все в таком духе. Были там такие строки: «Мальчик мой, однажды я вернусь. Я уверен в этом. Я вернусь; не знаю, кем, не знаю, когда. Я и не буду знать, что я – это я, но ты, я уверен, почувствуешь. Я не знаю, долго ли смогу приглядывать за тобой, может быть, совсем недолго, но я обязательно вернусь».
Игорь счел это бредом, но, сам не зная того, приглядывался к каждому человеку, появлявшемуся в его жизни. И вот, почему-то этот синеглазый светловолосый мальчик показался ему знакомым; может быть, он узнал в нем Трубецкого-старшего?..
Впрочем, уже наутро он узнал, что Ники вовсе не синеглазый. Это он по роли носил линзы, ну и в жизни тоже, чтоб производить впечатление, а глаза у него были – «глаза как глаза» - обычно-серые. Но разве в глазах дело?
Завязалась долгая, почти двухлетняя связь. Вначале Олег даже помогал им, на съемках выискивая соседние номера в гостиницах, или селя их рядом в двухместные, или заказывая им одно купе на двоих (он обычно выступал еще и администратором съемочной группы – «Не люблю зависеть от других»). Впрочем, потом Ники ему резко разонравился, он даже говорил Игорю: «Этот мальчик Никита тебе изменяет, учти», но Игорь только отмахивался – он уже поверил окончательно в то, что Ники предназначен ему судьбой и вообще лучший человек на свете. Ники уже успел перейти с Игорем на «ты» и даже, за неимением уменьшительного имени, называл его «Заяц», как когда-то звали в школе – этого Игорь не позволял даже Олегу.
Игорь даже показал Ники письмо Трубецкого, которое до этого держал в тайне и вообще посвятил его во все свои секреты, рассказал про всю свою жизнь. Про Ники он по-прежнему ничего не знал, кроме того, что родился и вырос мальчик Никита в городе Балашово Саратовской области, на улице Советско-Чехословацкой дружбы (так и не переименованной, допустим, в русско-чешскую).
Встречались они не так чтоб очень часто – работали в разных театрах. То есть Игорь звал Ники к себе, но тот не соглашался. «Не хочу по блату. Не хочу сниматься по знакомству, не хочу, чтоб про тебя распускали сплетни, не хочу».
В их отношениях был перерыв – когда Олега угораздило загореться его «античной страстью», Игорь не мог от него отойти и подумать о ком-то другом. Ники все понял и не обижался…
Через два года Ники стукнуло двадцать пять, а его карьера не продвигалась. В кино его не приглашали, в театре держали на вторых и третьих ролях, денег не было, в долг он не брал. Возможно, поэтому он решился на предательство, как хотел думать Игорь. Олег же был уверен, что предательство он готовил изначально, не мог тот честный юноша, за которого он себя выдавал – и так предать. Он просто все рассказал. Продал журналистам все тайны, что знал и даже те, что Игорь ему не рассказывал – он их узнал еще откуда-то, а что не знал, то придумал… Это был разгром. Это был удар – прямо в сердце.
Олег примчался, как только узнал. Игорь лежал, уткнувшись лицом в подушку и отчаянно пытался не заплакать.
- Сколько раз, - с порога начал Олег, - сколько сотен и тысяч раз я говорил тебе, что этот мальчишка предаст тебя?
Не обратив внимания на град осыпавших его ругательств, он уселся рядом.
- Ругаешься, потому что знаешь, что я прав.
- Как он мог? – всхлипнул Игорь. – Ну как он мог?
- Он – мог. Он все мог. Я даже удивлен, что этого не произошло раньше, видимо, он все-таки привязался к тебе.
- Он же… судьбой…
- Судьба не такая идиотка, чтоб подсовывать тебе предателей. Это ты ошибся. Это мальчик и мне себя предлагал, и не только мне, я думаю…
- А ты?
- Я его послал и сказал, что если он честный человек, он сам тебе это расскажет. Ты что, думаешь, что я способен крутить у тебя под носом роман с твоим же любовником?
- Нет, конечно… Но как он… как он мог… я же…
- Все, хватит рыдать, ты взрослый уже, хватит. Раньше надо было думать. Ну… ну хочешь, я его найду и прибью? Не хочешь? А чего хочешь? Хочешь клубники со сливками?
- Где ты ее возьмешь в сентябре?
- Ну, винограда… Хочешь чего-нибудь?
- Черного кофе без сахара.
- Хорошо, будет тебе черный кофе. Потом мы запремся, опустим все шторы, отключим телефон и на целый день забудем обо всех, включая одного глупого мальчика Никиту…
А мальчик Ники исчез, будто и не было. Исчез из театра, исчез из города – навсегда…

И вдруг нарисовался на горизонте другой мальчик, другой Никита, другой синеглазый… Но этот – другой, конечно, другой. И снова вспоминать о письме Трубецкого не стоит. И имя Ники ему давать не стоит. Пусть пока будет Малышом. Тихий, наивный, по-детски честный, красивый… А может, у него есть какое-то красивое прозвище?
Вот Машка Рубинова (давняя знакомая, подруга двоюродной сестры бывшей невесты) рассказывала, у нее в драмкружке был некий Князь. Красивый и талантливый мальчишка, правда, хулиган, вредина, истеричен, очень горд, любил цепляться к людям ни с того ни с сего и ругаться на повышенных тонах, пока не сорвется голос или кто-нибудь не отвлечет. Она то и дело о нем говорила – надо будет как-нибудь позвонить, узнать у нее.
Так вот, может у Перова есть какое-нибудь такое прозвище, типа Князя? Хорошо бы…