2

Говорят, что юношеский максимализм хорош до определенного времени. А потом, когда время это проходит (или приходит?), человек должен сломаться. Но как? Каким образом и зачем? Я максималистка. Разочаровываюсь, получаю подзатыльники, но стою и верю. Ве-рю в любовь, в дружбу, в благородство. «Верю в эту чепуху» - как спели совсем про дру-гое одни провинциальные рокеры. И от этого, еще с пущим максимализмом переживаю все удары и несправедливости. Уж любить, так любить, уж умирать, так с песней.
А оно все вокруг совсем другое. И пинаться, брыкаться, пытаться что-то изменить – не выйдет. Один человек никогда не сломает стереотипы целого общества (каким бы гнилым это общество ни было). И я не хочу. Пусть мир остается таким, какой он есть. А у меня свой мир. И я в нем живу. А уж правильно это, или нет – не мне судить. Я никого не сужу. Я просто думаю о том, что вижу. И не успокаиваюсь, пока не пойму. Когда, наконец, что-то понимается, то примериваю к себе: а мне это подходит? Если да – то складываю в свою копилочку, если нет – расстаюсь с этим без особой боли. В психологии это называется ин-троверт? Или это немного другое. Не знаю. Психология привлекает меня не как общая теория, разделяющая всех людей на меланхоликов, флегматиков, сангвиников и холери-ков, на интровертов и экстравертов, а как наука об единичной душе, в частности, о моей душе. И только для меня. То же самое, что дурацкие астропрогнозы. В мире миллионы овнов и близнецов. И что ж теперь, в пятницу 3 сентября всем им сулит удача и невероят-но большие деньги? Чушь собачья. Не верю. И опять максимализм, что ты будешь делать! Человек - он каждый один. И души разные, и судьбы схожие не отыщешь. Если бы я жила в Древнем Риме, где основа жизни - полис, меня бы выгнали оттуда за нежелание жить обществом. Я хочу для начала пожить собой, понять, что нужно мне. Как с этим жить, и что с этим делать.
Хотя, наверное, при чем здесь Древний Рим. Люди и сейчас не могут жить ВНЕ других людей. А иные и вовсе живут жизнью других. Влупятся в телевизор, и плачут над жиз-ненной драмой Хуана Карлоса и Марии Режины Дукармы Серкейры и Фигейры, и вовсе забывают о том, что у них своя жизнь, не бразильская, и даже не аргентинская. Они чита-ют газеты и вздыхают: «Эх… мне б такой лимузин бы-ы-ы». И мечтают. И ни черта не де-лают. И это называется – жить в обществе. Тогда уж увольте. Лучше жить в своем обще-стве. Я сама себе общество. Мне с собой интересно.