Это цитата сообщения Та_самая_Эль Оригинальное сообщение

Ччерт...я все-таки тщеславна.
Но хоть хорошо, что это только изредка вырывается наружу )))
Некоторые вещи я пишу в "стол". Но вот эту вещицу мне захотелось сегодня показать всем. Эта подсмотренная картинка все меня не отпускает.
Видно, сильно зацепило...
PS. Тем, кто случайно знаком со "столом" - пусть он себе тихонько стоит в стороне, ладно? ;)


Я ждала друга.
В скверике напротив Лубянки - там еще Детский мир сбоку.
Лето пока уходить не торопилось, хотя ветер уже рассказывал деревьям об осени. Деревья недовольно шумели, прогоняя ветвями озорника; но мне-то ветер был нужен: я уговаривала его поцеловать в нос того, кого так и не увижу никогда...
Я зажмурилась, пытаясь представить, что чувствуешь, когда ветер целует в нос; и открыла глаза, услышав шуршание бумаги.

На соседней скамейке, подстелив газетку, устраивался пожилой дядечка.
Первым делом я заметила длинные волосы с сединой и грустно усмехнулась: отличительный знак некоего тайного ордена, да. И небольшая седоватая бородка присутствовала - а как же.
А потом к нему на руки взобрался один из голубей.
Это была любовь - никаких сомнений.
Голубь топтался по руке туда-сюда, иногда замирая, иногда пристально всматриваясь в глаза человека, и тогда я пугалась - а вдруг клюнет?
А дядечка что-то тихонько приговаривал, легко и нежно поглаживая перышки.
Голубь позволял ему это, подставляя под чуткие пальцы то спинку, то бочок; и я могу поклясться, что ему это нравилось!
И глупой птице
необходима нежность...
Я отвернулась, чтобы прогнать предательски подступившие слезы; хорошо, что за очками не видно глаз...

Но меня неудержимо тянуло смотреть на этих двоих.
Из стайки голубей, разгуливающей возле скамеек, вдруг отделился один и тоже взлетел на руки дядечки. А тот, первый, затеял драку, пытаясь прогнать непрошенного пришельца! Седовласый осторожно разнимал их, опять что-то приговаривая своему любимцу; но тот не успокоился, пока не согнал соперника с только ему принадлежавших рук.
Ах, как я его понимала...

На лавочке напротив нас разместились две девчушки с булочками.
Отломив кусочки, они начали бросать их птицам. И тут же к ним отовсюду слетелись голуби и воробьи. Устроили возню, шум; хлопание крыльев, девчоночий смех...
Я взглянула на соседей - голубь оставался с человеком, презрительно отвернувшись от шумной толпы своих собратьев.
Дядечка острожно вытянул руку, по-прежнему что-то приговаривая и кивая на лавочку напротив.
"Иди, покормись, а я подожду," - мне показалось, что я даже слышу эти слова.
Голубь, помедлив, взлетел, сразу пробился в середину стаи, ухватил крошку и тут же вернулся назад, к любимым рукам. Дядечка, улыбаясь, опять нежно погладил перья - и горькой была эта улыбка...
А потом осторожно опустил птицу на землю и полез за сигаретами, пробормотав что-то извиняющимся голосом.
Наверное, у них уже был разработан ритуал. Пока человек курил, птица разгуливала неподалеку, что-то деловито разыскивая на дорожке.
Вдруг она приблизилась к моей скамейке.
Я замерла.
Мне безумно хотелось, чтобы она забралась на руки и ко мне.
Я даже дышать перестала, чтобы не спугнуть.
Голубь подошел совсем близко к моим ногам. Взглянул на меня вопрошающе и пристально, разглядывая нечто, ведомое лишь ему одному. А затем, потеряв интерес, вернулся к своему повелителю.
Наверное, в этом седовласом было что-то, чего так недоставало мне...

Внимательный друг спросил, когда я уселась в машину:
- Что с тобой? У тебя такое лицо...
Что я могла ему ответить?
- Все нормально, - сказала я, закуривая сигарету и стараясь, чтобы руки не дрожали. - Все нормально.