Указательный палец с умным видом вознесся ввысь и произнес:
- Какого черта? Почему я должен во всем ковыряться и всюду пролазить? Не хочу так дальше жить как часть этого тела! Все ухожу!
И в тот же миг сорвался с места и ушел гулять сам по себе. Увидев это дело, взбунтовались пальцы ног:
- А нас вообще душат! То в носки вонючие суют, то в холодную воду! Уходим!
И были таковы. За ними пожаловали уйти пятки, мотивировав поступок чрезмерной сухостью. Стопы, конформисты по натуре, поплелись вслед за пятками. Ноги посчитали, что теперь им не на чем держаться в вертикальном положении, и, отделившись от таза, улетели в небо.
Завыли руки:
- Хватит болтаться! Мы и так большую часть всей работы человека делаем, и толком отдохнуть, вытянуться нам не дают.
По самые подмышки свалили от тела прочь! Такой крик поднялся, стали части тела обсуждать, кто вообще нужен человеку. И пришли к выводу, что большинство из них и сами бы выжили, оторвавшись от тела.
Воскликнули почки:
- Да мы уже болим без конца в этом теле сраного алкоголика!
Заорали легкие:
- Да мы уже потяжелели от всей этой никотиновой сажи!
А уши, чтоб не слышать всего этого балагана, молча свернулись в трубочки и укатились во свояси. Нос учуял неладное и тоже поспешил исчезнуть.
Глаза при виде сей жалкой картины сбежали тут же, а за ними рот кубарем свалился фиг знает куда.
Встал член и, изумленно плюнув в небо, воскликнул:
Эх, недогребанная судьба моя! То меня зубами клацают, то резиной душат! А в каких местах я побывал, не снилось и проктологу! Да пошел я в п...ду!
И пошел.
Расползлись все органы, кто куда, и осталось лежать, вздрагивая на полу, сердце...
- Болело часто я, то замирало, то трясло меня... Но даже мозг, расплывшийся на воле, не знал того, что могло почувствовать я! Банально, недоступно вам: любовь, да, да, любовь. Но я осталось целое. Ушли все от меня, упало на пол я, но не разбилось...
Сердце пролежало, глухо ударяясь в бетон, еще полчаса и уснуло. Крепкое, целое, холодное мужское сердце.