Пришел рассвет,
Встает заря...
И ты повесилась,
А зря...

Из жевательной резинки
килограммов из пяти
можно вылепить ботинки
для последнего пути.

Как ты мила и непохожа
на всех, с кем близко был знаком,
походка, голас, ноги, рожа -
да, я люблю тебя, Антон.

Мне не надо ни солнца, ни туч,
Ты одна мне нужна в этом мире.
Подарю тебе гаечый ключ,
Двадцать два на двадцать четыре.

В страшной и темной чащобе лесной
Грязный, оборванный и утомленный
бродит, обросший густой бородой,
мальчик, забытый экскурсией школьной.

Утро таяло в тумане,
Шелестели каимыши.
Грациозные, как лани,
Шли по полю алкаши.

Шапка упала в холодный сугроб.
Левый ботинок за будкою с пивом.
Плащ позабыт, где-то сдан в гардероб.
Март. Я лежу. Мне тоскливо.

Под стеклом свергулась кобра
Смотрит искоса, недобро
Видно с первого же взгляду
Мало мозгу - много яду!

Бывает, проснешься как птица
Крылатой пружиной на взводе
И хочется жить и трудиться!..
Но к завтраку это проходит...

Над седой равниной моря,
над крутой горбоной скал,
гордо реял буревестник
и метал на скалы кал.
Жирный пингвин очень злится,
что несбыточны мечты:
он не может, хоть и птица,
гордо какать с высоты...

На лице любимой промелькнула тень,
вспыхнул взгляд, обычно очень кроткий,
и последнее что помню в этот день -
Черный диск чугунной сковородки.

Какую доставляет радость
Любому тонкому уму
Умело сделанная гадость
(пусть даже другу своему).

Была весна и дамы пахли
Как свежесорванные сливы.
Мужчины восхищенно ахали...
Предпочитая все же пиво.

Буравлю тьму закрытыми глазами,
Один и тот же сон в моем мозгу:
Девчонка с волосатыми ногами
Бежит ко мне повлажному песку.
И я хватаю хрупкое созданье
И с трепетом бросаю на песок,
И нежно, затаив свое дыханье,
Выщипываю каждый волосок...

Хорошо в июне месяце
в дачной местности повеситься.
Жаль того, кто с солнцем утренним
выйдет раненько проветриться.

Мы с ранней младости усердны
от сказок, веющих с подушек,
и в смутном чаяньи царевны
перебираем тьму лягушек...