Почти всегда, когда заходит разговор о живописи и моих картинах в частности, возникает вопрос о классификации и общем названии, о некой нише или рамках в которые можно было бы меня заключить и назвать все это одним словом или фразой. И никогда, как сейчас я не мог бы дать более точного определения своему творчеству. Сам метод, который я применяю для создания своих картин и в редких случаях скульптур, более чем ограничивает меня и исключает все возможные упорядочивания, так было с самого начала, когда я еще не хотел быть похожим ни на кого и чем дальше – тем в более узкие рамки я себя вгоняю. В моем творчестве нет места вдохновению и какому-то общему настроению для любой отдельно взятой картины, нет так же и смысловой связи между деталями или персонажами. Все они состоят из отдельных объектов или групп объектов (по большей части три, максимум – четыре за один день для одной картины), каждый из которых имеет свою технику и стиль исполнения в зависимости, по большей части от настроения и случайности, которая правит мной безгранично. Если бы я сам мог выбирать и делать то, что я хочу и как хочу – не было бы этих картин, но возможно я был бы более доволен собой. На словах это выглядит, как стремление к полному отрицанию всего, что было и есть в мире искусства, к которому я себя причисляю, но на деле получается, будто я стараюсь имитировать все это одновременно, увеличивая и без того уже разросшуюся энтропию и хаос.
Не сказал бы, что я к чему-то стремлюсь, скорее меня куда-то влечет, и если точнее – много куда-то одновременно.