Напрасно многие думают, что первого русского поэта Пушкина зарубил на дуэли саблей его преемник Лермонтов. Всё гораздо сложнее. Пушкина ранил из пистолета Дантес. Однако рана его была по нынешним временам не смертельной. Злые языки говорили, что в смерти поэта (от перитонита) отчасти виноват придворный лекарь государя, который поставил больному клизму, когда делать этого ни в коем случае было нельзя. Возможно, все это и не соответствует действительности, но легенда о коварном немецком докторе прокатилась по Руси и достигла нашего времени.

Света М. была потомком пресловутого немецкого доктора. Груз ошибок предков тяготил ее с самого детства, и в своих наивных рисунках то и дело возвращалась она к зловещему образу клизмы (доказательство - см. в комментах). В гибели солнца русской поэзии Светку упрекал и ее муж-славянофил, и многие любовники (в том числе, как ни странно, даже евреи). И, конечно, Свету неудержимо тянуло к месту, где прапрапрадед совершил свою роковую ошибку. Именно поэтому однажды майским утром пришла Света в музей-квартиру Пушкина на набережной Мойки, 12.

Свету пустили не сразу. Света полчаса гуляла по набережной, ожидая времени экскурсии. Потом Свету заставили надеть на ноги войлочные бахилы на резиночках — и трепещущая девушка шагнула под своды старинного дома, озирая евроокна, евродвери и стены, аккуратно окрашенные безвестными таджиками в соответствии со вкусами разбогатевших потомков пушкинского камердинера.

И тут на Свету выскочил экскурсовод. Средних лет дама была одержима несколькими идеями, причем ни одна из них не имела прямого отношения к смерти Пушкина. К Свете, однако, они имели отношение самое непосредственное. "Раньше, — кричала экскурсовод, — детей не называли именами, которых нет в святцах! Никаких Эльвир, никаких Диан и Светлан! Раньше детей называли по дате их рождения!" Отработав минут за 20 тему христианских имен, невротическая дама поведала о том, как плохо жилось во времена Пушкина без электричества, однако сообщила, что почта существовала уже в те далекие годы. Света то и дело теряла нить рассказа, от чего каждое слово пушкиноведки приобретало для нее зловещий подтекст. Света нервничала, пряталась за стенды и боялась разоблачения.

Экскурсоводша, однако, делала вид, что вовсе не замечает Свету. Наконец, нервы не выдержали. Девушка сбежала вниз по лестнице, то и дело поскальзываясь в огромных бахиллах. Внизу, на укромном стенде, она лицом к лицу столкнулась с портретом своего предка. Предок доброжелательно улыбался Светке. "Ничего?", — спросила она взглядом. "Ничего, — ответил ей взглядом доктор. — Я уже давно здесь, и ничего. Вроде забыли". Доктор помолчал взглядом, а потом снова заговорил: "А ты вся в меня, праправнучка. Улыбка-то моя!". Света прерывисто вздохнула.

Позже вечером Света М. долго каталась на кораблике по петербуржским каналам, попивая из горлышка красное вино из смеси винограда мерло и темпранильо. С каждым глотком проклятие наследственной кармы разжимало свои тиски на Светкином подсознании. В голове проносились врачи, клизмы, евроремонт на Мойке 12, анальный секс, Анна Керн и Наталья Гончарова, за шесть лет замужества родившая четверых детей и еще успевшая немного поблудить. "Ничего, ничего", — говорила себе девушка. "Деда Коля сказал, что ничего. Он бы и без клизмы когда-нибудь умер".