Огурцы из Елисеевского — вымерший вид. Руководствуясь сталинским учебником кулинарии (М., 1948, 1270 страниц) и опасаясь расстрела за вредительство, труженики пищевой промышленности делали все правильно. Огурцы получались крепкие и нежно-соленые. Под угрозой нападения вероятного противника они, однако, тотчас помещались в стратегический запас, откуда их доставали по-прежнему крепкими (сила правильной технологии!), но серовато-лилового цвета и практически лишенными запаха.

Огурцы покупала моя бабушка, которая проживала в Козицком переулке как раз напротив Елисеевского, в комнате огромной коммуналки. У бабушки на стенах висели написанные ею и ее отцом картины (в основном копии), а также ее портрет, выполненный в эвакуации неизвестным художником в обмен на хлеб. У бабушки всегда ели серебряными или мельхиоровыми вилками, а стол накрывали крахмальной скатертью.

Муж бабушки, дедушка, ценил ее готовку и налаженный бытовой уклад, но за личной жизнью порой обращался к продавщицам того же Елисеевского. Через 12 лет после его смерти бабушка говорила: "Одного не могу себе простить: зачем я вышла замуж за Кольку?" Именно на него я похож своим большим носом, который некоторые считают одной из характерных частей моего организма. Развестись с Колькой по тем временам было нереально: то гражданская война на Украине, то репрессии, то война и эвакуация, то материальные и бытоые трудности, а там, глядишь, и Колька умер от рака желудка. Последний раз бабушка кормила меня с крахмальной скатерти за несколько месяцев до смерти в возрасте 89 лет. В 1987 году. Перед этим просила купить ей акварель: захотелось порисовать.

К огурцам полагалась жареная картошка (у меня иногда и сейчас получается такая, если жарить ее на тяжеленной чугунной сковороде) и бефстроганов (я ничего подобного с тех пор не ел). Потом компот из сухофруктов с лимонной цедрой. На лестнице было темно и пахло кошками, я иногда до сих пор вижу эту лестницу в кошмарах. А еще в квартире была страшная комната, где обитал жилец Кацен: он был бывший репрессированный и из комнаты не выходил. Не знаю уж, как это связано, просто запомнилось. Мимо комнаты Кацена мне приходилось бегать на цыпочках. В соседнем дворе жил Александр Исаевич Солженицын: его как-то показал мне дед во время прогулки.

Интересно, что в нынешних супермакретах, при всех их понтах, елисеевские огурцы не продаются. Продается нечто, внешне похожее на тип 5, однако по вкусу явно являющееся типом 2: при раскусывании из склизкой утробы льется жижа. Не метафора ли это нашей печальной современности? Нет, наверное, не метафора: просто огурцы солить разучились и проели весь стратегический запас.

Продолжение следует.