[180x270]Евгения Воеводина, факультет журналистики МГУ «Никто не мог поверить в такой абсурд, пока лично не убедился: в минувшую пятницу в мире закончились идеи. Они иссякли. То есть совсем. Навсегда. По крайней мере, появление новых идей в ближайшее время не прогнозируется. В связи с глобальным кризисом на креативных рынках мы решили взять интервью у одного из самых осведомленных наблюдателей – у пера легенды копирайтинга Ж. В. Как известно, неделю назад у Ж. В. произошла неожиданная остановка сердца при просмотре работ последнего Каннского кинофестиваля.
Итак, перо Ж. В., известное в узких кругах как мистер Паркер. На столе, где мистер Паркер проводит теперь большую часть своего времени, кроме пепельницы и чистого листа, ничего нет: сохранена прижизненная обстановка Ж. В.
– Как у вас дела? Смотритесь неважно, пылью покрылись.
– Чувствую себя примерно также… Что сказать, я внутренне ощущал, что все к этому движется. Полный контроль над творческим человеком приводит к шекспировской трагедии, а не голливудскому хеппи-энду… Мне жаль, что все так глупо и банально заканчивается…
– Вы говорите в настоящем времени, мистер Паркер.
– Спасибо, что напомнили… Информация выливается в прессу порциями, и только внимательные наблюдатели знают, что примерно каждый час в мире кончает жизнь самоубийством один копирайтер. Причем копирайтер – не единственная творческая профессия, как вы понимаете. Любая работа – творческая. Мне, кстати, странно, что эта аксиома до сих пор не дойдет до людей с полноценным интеллектуальным развитием… А теперь представьте масштабы глобального креативного увядания – не на периферии, а в ядре. Если бы Ж. В. сейчас была здесь, я бы задыхался в ее руке, крепко сжимающей меня. Она все это видела и – я чувствовал до кончика пера – внутренне негодовала.
– Как следует из ваших слов, причина сегодняшнего кризиса в чересчур жестком контроле над творческим человеком. Но не могут же творческие процессы (то есть, по-вашему, все процессы) протекать совсем без контроля!
– Нет, не могут. Однако сам творческий человек должен быть и объектом, и субъектом основного контроля. Я так считаю, потому что признаю способность каждого человека, для которого действительно важна его работа, быть ответственным за ее выполнение.
– Здесь можно поподробнее.
– Мне нетрудно в сто пятьдесят пятый раз повторить простую вещь. Понимаете, многие до сих пор считают компанию этаким большим „пазлом”, состоящим из некоторого количества частичек: когда частички собираются вместе, выходит цельная картина – очередной идиллический закат или пушистый котеночек. В действительности структура компании тоньше. Невозможно – в принципе! – подобрать все частички так, чтобы получить идеальные закаты и идеальных котят. Но иногда людям так нужна работа (которая в долгосрочной перспективе им не нужна и даже противопоказана), что они готовы изменять себе и казаться тем, чем они на самом деле не являются. Ведь так трудно отказаться от возможности зарабатывать. Вот счастливые job-hunters и становятся кусочками закатов, котят и прочего корпоративного бреда. Каков результат? Человеку приходится вписываться в то, что уже есть, а не создавать изнутри нечто, чего никогда не было (иначе пазл будет неровный). А человек – поверьте! – создал бы, если бы у него не было этого внешнего контроля, этих прямоугольных рамок мозаики, в которые надо непременно втиснуться и 90% которых невероятно статичны. На первый взгляд все кажется благополучным и прекрасным, есть четкий „фреймуорк”, есть алгоритмы действия (встать между голубой и зелененькой частичкой)… но нет главного. Нет свободы. Нет площадки для масштабного созидания чего-то нового. Нельзя выбраться за границы прямоугольника. А значит, нельзя полноценно работать.
Работать – это же почти как любить по-настоящему: можно сутками не есть, не спать и кайфовать от этого. Как Ж. В. Она верила: надо заниматься тем, что важно именно для тебя. Ведь большая часть жизни проходит на работе. А если работа не заводит, то очевиден вывод: не надо вкладываться в бессмысленные вещи. Очень редко бывает так, что целый день человек работает консультантом кого-нибудь или координатором чего-нибудь, а вечерами приходит домой и пишет гениальные книги или музыку. Даже у того, чьи жизненные ценности покоятся на зарплате плюс бонусы плюс бенефиции, сосет под ложечкой. Себе-то не соврешь: продался в дорогой офис, где априори нет возможности творить, создавать и в процессе до конца понять, кто ты на самом деле. Человек притворяется, будто достиг целей, которых он перед собой никогда не ставил. Компания еще больше притворяется, будто дает шанс реализоваться творческому потенциалу человека. В конце концов после принудительных внутриличностных трансформаций создается приятная иллюзия цельности организаций. Хотя большинство из них боятся даже опытному сотруднику предоставить свободу творчества (я повторюсь: можно и полы мыть творчески), боятся придумать новую форму своей мозаике – например, в виде облака или многогранника.
– Хороший монолог. И грустный.
– Но не думайте, что во всем виноваты компании. Люди тоже внесли свой вклад. Немногие обладают такой необходимой верой в свои глубинные ценности. Столько раз уже об этом говорили, даже не хочу чернила тратить. Я ж не гуру корпоративной психологии. Я просто средство.
– Средство творчества, Паркер! И все-таки, разве ситуация в последнее время не меняется? Говорят же, что все становится с ног на голову: не компании выбирают людей, а люди – компании.
– Какая милая сказка. Покажите мне эти компании. Может, там я пригожусь, а то очень тоскливо на этом столе без нее. Отсутствие творческого прилива приводит к засухе.
– Однако, Паркер, возвращаясь к вопросу о творческой работе. Мне кажется, вы преувеличиваете. Компании создавались людьми для людей, невозможно, чтобы в них было настолько трудно дышать и настолько уныло работать.
– Я удивляюсь вашей наивности, журналисты. Возьмем, к примеру, консалтинг. Да, может быть, меня не держал в руках какой-нибудь McKinsi-ty (прекрасный неологизм, не правда ли? Сразу хочется стать одним из этих успешных и счастливых людей!), но мне рассказывал другой Паркер, повыше классом, хотя и не более счастливый, чем я. Крупнейшие консалтинговые компании говорят подозрительно одинаково о своих пафосных корпоративных миссиях. „Ваши идеи попадут в атмосферу сотрудничества и командной работы. Вашу индивидуальность признают. Вас будут призывать быть самим собой”,– это PriceWaterhouseCoopers. „Мы создали пространство для эклектичных личностей, и они оставили свой след в нашем мышлении и истории”,– это Boston Consulting Group. Вопрос: где эти эклектичные личности и нетрадиционные индивидуальности спустя пять-десять лет? Наверняка проводят еще одну ночь за вписыванием решения проблемы в накатанную годами схему. И так 100 часов в неделю до конца жизни. Конечно, я могу не обладать всеми данными, но почему-то мне кажется, что все именно так. Есть „фреймуорк”, есть набор схем, есть логика,– нет свободы.
– Вероятно, такая схема отвечает представлениям этих людей о том, что есть смысл и суть эффективной работы и в чем должна заключаться свобода, Паркер!
– Если бы это было так, мы бы не находились сейчас там, где мы находимся. Мне кажется, многие недооценивают последствия того, что идеи закончились. Знаете, мне сейчас пришла в колпачок мысль, что это – последняя новая идея планеты: „Все идеи закончились”. Она не могла прийти раньше, потому что еще было хоть что-то новое.
– Что же делать?
– Действительно позволить людям быть теми, кто они есть на самом деле, и адаптировать работу для себя. А еще добавить в список оксюморонов словосочетание „управление персоналом”. Иначе вся работа превратится в приятно обставленное и хорошо (или не очень – как повезет) оплачиваемое рабство. Корпоративные тренинги будут продолжать промывать мозги надуманными миссиями, а персонал – нервно щелкать моими паркерами-коллегами, решая очередную бессмысленную задачу по дороге к бессмысленной цели.
В этот момент Паркер просит взять его в руку и написать на листе бумаги: „Ценные люди неуправляемы”. На последней букве из пера выливается огромная чернильная капля».