Договор #37.

Проходят дни, идут года неведомо куда,
Но я хитер, я с возрастом своим договорился.
Договориться, в сущности, такая ерунда,
Ведь он же средний, с ним недавно кризис приключился.


Волненья в экономике проходят стороной,
Мелькают новости, как отраженье чьих-то судеб.
Сказал ему - давай переживем тридцать седьмой.
А дальше? Ну а дальше... Дальше...Дальше будь что будет!

Попытки договора в данной теме не редки -
Он видел жизнь и понимал с усталостью поэта,
Но в осень предпоследнюю рождаются стихи,
Блистает свет и в театр покупаются билеты.

В июне год прошел, за ним сентябрь, за ним зима.
Вновь выпал снег. Опять идет крестьянин с кобылицей...
Весна уже без Пушкина. Такая вот весна...
С тридцать восьмой весной поэт не смог договориться.

В двадцатом веке "тридцать семь" - наверно перебор.
Дрова рубили, щепки жгли, героев не считали.
И в том, что за доносом смертью следовал террор,
Виновна вся страна, а не один "кровавый Сталин".

И это перешли, и надо как-то дальше жить,
Любить, рожать, работать. Коммунизм сиял звездою.
А тут Война. И снова выбор - быть или не быть?
За тысячу лет моя земля не видела покоя.

Век двадцать первый не герой, скорее формалист.
Прикрыта импотенция страницей договора.
Передо мною на столе пустой бумажный лист,
И цифры три и семь в его углу немым укором.

Я волен написать на нем стихи или рассказ,
Иль просто, скомкав, сжечь его к чертям - чай не последний!
А стрелки на стене уже заканчивают час,
И дремлет на диване пес, уткнувши нос в колени.