"...О Всемогущий, зачем ты караешь меня этими воспоминаниями? Почему они возвращаются ко мне снова и снова? Почему я вновь и вновь вижу тот день, - мне восемь лет, и депутация третьего сословия из Хвалинского Края преподнесла мне щенка волкодава - смешного, лобастого, с толстыми лапами... Я взял его на руки, поцеловав в нос, а он лизнул меня в щёку. Учителя переглянулись с недобрением, а потом, когда я устроил щенку постель в своей комнате, они ввалились ко мне все семеро. У меня зарябило в глазах от их плащей и сердце сжалось - как будто мне предстояла порка за какую-то провинность.
- Принц, мы пришли к выводу, что сердце ваше полно непозволительной для Наследника Империи чувствительностью,- сказал Реваз, Алый Маг Арка.
- Если дело пойдёт так и дальше, вы не сможете с должной твёрдостью держать в руках бразды правления,- подхватила Сежес, Голубая из Лива. Её словам я удивился - она казалась сердечнее прочих...
- Пойдёмте, ваше высочество. Вам предстоит ещё один урок,- Гахлан, Оранжевый, твёрдо взял меня за руку. Сежес подхватила жалобно взвизгнувшего щенка.
...Мы пришли на ристалище. Камень боевого жертвенника был чёрен и пуст. Моего щенка в один миг прикрутили к бронзовым скобам.
- Лиши его жизни,- приказал Сежес, подавая мне кривой жертвенный нож.
Императоры не плачут. Но тогда мне пришлось собрать всю волю, чтобы сказать "нет!"
- Это необходимо, мой принц,- проскрипел Гахлан. - Жестокость - единственная опора власти. Ваше сердце должно быть из камня. Тогда и только тогда сможет процветать Империя под вашим началом!
- Ему надо помочь,- вдруг проговорила Сежес. И - я даже оглянуться не успел - выхватила откуда-то из-под плаща бронзовую обрядовую дубинку. Р-раз!- щенок забился, завизжал и заскулил. Из раны на лапе торчал обломок кости; кровь растекалась по камню.
Я не закричал. Я был Императором уже тогда, хотя и без короны.
- Добей его,- сказала мне Сежес, вкладывая жертвенный нож мне в руку.
Я ударил, метя раскрыть ей живот от паха до пупка, как учили.
Раздался дружный смех. Волшебница с лёгкостью отбила мой выпад, отвесив в ответ полновесную оплеуху, так что я покатился по песку.
- Вставайте, принц,- Сежес улыбалась. - вставайте и, если вы любите это никчёмное создание, прекратите его мучения.
Слово "любите" прозвучало в её устах точно грязное ругательство. И это притом, что она была красива, очень красива, и молода, как я теперь понимаю. У неё были дивные глаза - прислуга болтала, что бабка Сежес была пленной эльфийкой, "ельфой", как её называли кухарки и горничные.
Её чёрные волосы криво и неровно срезаны. Высокая шея открыта. Смешно и трогательно торчат острые уши. А я... я уже не тот, что жалел щенка. Вдобавок они - Дану, наши извечные и кровные враги.
Сейчас мне кажется, что я ничего не чувствовал. Но это, конечно, не так.
Девчонка стояла, презрительно глядя на меня. У неё одной из всех руки были скручены за спиной.
- Ну и слабак же ты,- процедила она на нашем языке. - Выходишь драться, лишь когда врага уже связали! - И она плюнула мне в лицо.
В тот же миг мальчишка бросился на меня. Кажется, он что-то кричал... Он мне здорово помог - сработали боевые инстинкты, я разорвал ему мечом весь живот.
Меня вырвало. Рвота была мучительной, с болью и судорогами, наверное, я бы не устоял, если б не страшный голос Сежес:
- Убей их всех!..
Мальчишка-Дану корчился на земле; меня опьяняла кровь, не помня себя, я кинулся к связанной девчонке, замахнулся, ударил...
Мой меч был тупым и иззубренным (как я теперь понимаю, для того, чтобы причинить жертвам ещё бульшие муки. Дану упала с рассечённой шеей, а я... я повернулся к малышам.
Девочки прижались друг к другу, с ужасом глядя на меня. Однако ни одна из них не заплакала и не закричал - даже когда мой специально затуплённый клинок кромсал их на части.
Потом я долго болел. По ночам мне снились кошмары.
А когда выздоровел. И, когда мне вторично привели детей-Дану, убил их уже без особого трепета..."