В (эта "В" вышла судорожно-красивой, почти по-старинному, с завитушкой, стирать ее теперь жалко и придется начинать предложение именно с нее) кирпичной пятиэтажке напротив спят в своих убогих квартирках бывшие славные строители коммунизма, ныне пенсионеры "на заслуженном отдыхе", как использованные бумажные салфетки (такова уж бумажная судьба - чистыми до конца не дожить). Их подушки пахнут валидолом и нафталином. В недавно отстроенном модном 22-х этажном здании по соседству, будто в насмешку, тоже выстроенном из кирпича, свежего крепкого кирпича, такого же, как и в пятиэтажке, только ее кирпич давно уже состарился вместе с жильцами и перенял от них оттенок старости, в этом свеженьком доме спят Новые Русские. Их подушки пахнут дорогим шампунем и ароматными чреслами любовниц. Почему же я не могу спать? Почему в моих подушках спрятались ( и уже давно поселились там) медленные слезы и неспешная смерть? Эти двое - как муравьи, след-в-след, след-в-след. Друг за другом. Никогда не собьются.

______

Прощание с телом состоялось.
В вск пришел Ке. Отдал деньги. "Вот. Давай хоть поцелуемся, что ли". Как всегда обманчиво-мягкие губы. И жесткий, цепкий язык. Все это уже было и за пару секунд квинтэссенция лет охватывает меня. Все совместное - в одном чувственном мгновении. Все уже было. И за пару секунд пережито снова.
Внезапная усталость истерзанного видениями шизофреника. Водка. Ноль.

Во вторник пришел Бу. Принес денег. Лобные доли развиты, но связей давно нет. Химия. Вдруг обнял. Ласково - "БК". "Мне холодно, иди". "Видишь, я машину рядом поставил". "Вижу. Иди". А в голове - его лицо на тему моих идеалов. Только молчи. Не разбивай дальше. Большие осколки впиваются глубже, сильнее. Навсегда мои.
Крепкий чай, ржаная лепешка, маленький кусочек камбоцолы. Что такое чай? Ты пьешь себя. Молодую, старую, ребенка - все сразу. Все пьют чай.

______

В душном оранжевом свете - ее тело на черных простынях. Снизу вверх. Обеими руками я беру ее за тонкую талию, она тянется вверх, за моими руками, к моим потрескавшимся от желания губам. Сладким языком я черчу путь от пупка, от мягкости живота, по ложбинке между четких ребер, почти до самых грудей, похожих на две свежие булочки с кунжутом. Даже запах тот же. Потом я люблю себя.
Пора. Мизинец нервно подрагивает. Отдай мне желания, зачем они тебе? У тебя - все. И я. Так верни, не надо молчания несуществующих глаз.
Через месяц, через год.

______

Ну что, Великая, равновеликая, с квадратной невыразительностью сущности, тварь Божья? В нынешнее время ты редкий многогранник. Одна грань - земле, другая - небу. Одна - ледяная, северная, другая - жаркая, опаляющая, не подходи, экваториальная. Зачем древний трехмер тетраэдров и кубов? Пра говорила, бывали и додекаэдры. Похожие на теперешних Сломанных. Их тоже держали отдельно. (После разговора) В душе смутное желание чинить других. Сметено воспоминанием о своей почти тусклой экваториальной и уже почти стертой земной.
Осталось немного.

______

Я пишу на листе, которым были переложены угольные рисунки и теперь на нем лежит моя черная тень, отпечаток портрета, когда-то нарисованного Ке. Лист гнется под нажимом карандаша, а ты опять хочешь сказку на ночь. Но я больше не могу, пойми - я не сказка, я тоже плоть и кровь, мои вены пульсируют, отсчитывая каждую прожитую секунду, кисти рук затягивает сеть морщинок, взгляд теряет ясность и вразумительность. Эта сказка уже не нова. Лучше я расскажу тебе правду прошлой ночи, о море, в котором плавать так же легко, как летать, о жаркой белизне песчаных дюн, кварцем искрящихся на солнце. Мы были там вчера, помнишь? А помнишь толстого мужчину пляжного вида-разновидности на потрепанном бардовом надувном матрасе? А помнишь?.. Ты принимаешь игру и дорисовываешь ему очки и красно-синий зонт от солнца, в тени которого нежатся шлепанцы хозяина.

______

Сегодня летная погода только для снега (Успела ли Ри?), но и он не хочет падать. Ведь все улицы равномерно залиты черной маслянистой жижей, разъедающей лед. Грязные ботинки, черные брызги на голубых джинсах. Проникая всюду со скоростью гепатита В, она тонким слоем покрыла мрамор платформ, от нее скользко, но никто не парадет, никто не хочет падать в это. Ты начинаешь произрастать из этой грязи, грязь взбирается все выше, въедается все глубже. Мелкоснежные потуги неба не спасают. Не уйти, не убежать. Только улететь. Но мы - рожденные ползать. Ты шепчешь себе - не смотри вверх, не поднимай головы. Иначе больше не захочешь, поймешь бессмысленность всех «куда» и «зачем». Поймешь, что лозунг «Вперед, в светлое будущее!» годится только для вытирания соплей сочувствующим, а весь пройденный путь зарос сорной травой. Захочешь стать перпендикуляром всему миру. Но ты тоже рожден, чтобы ползать.

______

Все искажено. Весь мир странно перевернут, необратим. Случайная чистая Нота гулко падает из Неба в мир, и он на секунду умолкает, завороженный истинной безупречностью. Я останавливаюсь и затихаю вместе со всеми. В эту секунду мы едины. Потом все вновь приходит в движение, следуя своим неправильно-кривым изломам. И я дочерчиваю свой путь, свернув в тусклый переулок желто-серых, с подтеками, стен. Лестница много чище двора, горят лампочки, разбавляя сумрак. Сильно стертые временем ступени. На втором и четвертом уровнях - новые двери, стальные. Под самой крышей сумерки нереальности снова сгущаются, тени расползаются по стене, постоянно меняя свои очертания. Последняя дверь. Но мне не туда. Несколько перекладин по ржавой лестнице - и я открываю дверь в апрельское небо, чуть слышная музыка обрушивается на меня тысячью струнных. Freedom To Move. Воистину так. Стая черных растрепанных птиц косится в мою сторону и опадает во двор, оставляя колючий ветер и серое, быстро несущееся с севера небо мне. Скажи мне, ответь своей другой мелодией. Еще несколько минут я стою, слушая безответную eternity. Пора заглянуть в лицо моей последней любви конечного этажа.
Он растрепан, как всегда, мой До. Его глаза как и теперешнее небо, в них - ветер с севера, но для меня в самой их глубине вспыхивает мягкий огонек. Мягкой капелью, и быстрой и неспешной, падает из Неба музыка...