Некрасов умер еще до рождения Пушкина. Однако это не помешало им спорить о том, кто же будет автором найденного «Я памятник воздвиг себе нерукотворный». Пушкин оказался убедительнее, поэтому стих достался ему, а Некрасов установил себе мемориальную плиту и свой бюст на продуктовом рынке. На солнечной стороне.

Пушкин же, перестал подбирать валяющиеся где попало бумажки и увлекшись однажды рисованием людей, повсюду с собой теперь таскал чертежный альбом, перья и чернила. Рисовал быстро, узнаваемо, но вместо лиц у нарисованных фигур были квадраты, прямоугольники, реже треугольники и почти никогда круги.

А мне надо срочно на дачу. И ночью вернуться домой.

Конечная остановка – на площадке перед обрывом. Крутой спуск вниз, горбатый деревянный мостик через небольшую протоку, узкая улица немногочисленных домов с нависающими на прохожих серыми заборами, выходящая в поле. Березы, лилии и козы. Вредные как и их хозяйка. Хорошо, что она по дороге не встретилась. Дорога и без нее утомительна. Особенно обратно. Когда приходилось вызывать такси через службу спасения, а потом бегать за разворачивающимися на стоянке машинами. Домой в итоге уехала на трамвае. Ветку открыли как раз в тот момент, и я была первым пассажиром, которого еще и оштрафовали за безбилетный проезд.

Вернулась в город, а Некрасов уже открыл душевую. Стеклянные двери выходят прямиком на крыльцо. Там же на крыльце и раздевалка. Тут же и вешалка для полотенец. Очень удобно. И тепло. Полотенца теплые. Одно плохо, путают некоторые и в душевую как в магазин ходят, все пытаются чего-то купить. Бегом в душ, потом за подарком и к приятелю. Свадьба ж у него. А жениха-то и нет. Пропал жених. Позлорадствовала немножко – а не фиг силком на себе женить. Тут звонит Пушкин и шепотом сообщает, что жениха видели на старой грязной пятерке в районе рынка.

И поехали мы за женихом. Чтобы спрятать его.