вечер

Я понял, что уже пьян просто в жопу, только когда перевалился через порог квартиры и рухнул на коврик, чиркнув по косяку ключом. Стены плясали дикий танец, вырисовывая перед глазами жуткие узоры обоев, голова болталась в районе живота, норовя первой открыть двери в ванную и кухню. Включенный свет, шум открытого крана, один тапок на ноге и привкус завтрашнего утра на языке. Автопилот всегда отключается в этом месте. И утро будет только утром, а сейчас…А сейчас я втыкаюсь почти с разбега в матрас, подняв кучу пыли и старых, забытых снов, которые как испуганные воробьи бросаются в рассыпную от меня. Кусочек неба в окне принимает форму пластинки на древнем проигрывателе и также начинает заедать на одном месте. Вжик, вжик, вжик, вертолеты…


потом

Я проснулся. Да, я все-таки проснулся. А утро... Оно бывает таким замечательным. Когда солнышко еще не показало свою яркую, обнадеживающую рожицу над верхушками сосен, но уже светло. Над водой остатки моего любимого тумана. Гладь кривого озера как огромная стекляшка, с торчащими по берегам кустами и высокой травой. И только птица, которая как маленький истребитель несется над этим стеклом, и вдруг слету врезается в воду, пустив нервные круги по поверхности. И вот в клюве трепещет маленькая плотвичка. Тут поплавок моей удочки весело подмигнул, потом еще, еще, и затанцевал. Да-а-а.
А утро бывает такое, как сейчас. Оно вообще всегда такое и бывает, как сейчас. Когда еще не понимаешь, открыл ты глаза, или еще нет, и тебе только снится чертов потолок. Который ходит волнами, ведь пропадает боковое зрение, а центральное постоянно надо фокусировать. Кажется я проваливаюсь в небытие, но через пару секунд воспринимаю себя над унитазом, в вечном зове потерянного Ихтианра. И вот закладывает уши, сердце рвется куда-то в спину, уступая дорогу отвергнутым дарам природы, и упрямо лезет торжествуюуще-требовательный рыко-крик. Малость отпустило. Я гляжу на свое художество на дне унитаза и начинаю задыхаться от смеха. Там, среди сотканного мною ковра, лежит таракан. Да, обычный таракан, коих без труда можно найти на любой московской кухне. Я закусывал насекомыми! Дожил. А может это мадагаскарский таракан? Они у Климыча в банке живут. Когда их трогаешь пальцами, они выгибаются и начинают угрожающе шипеть. Но тут смех снова меняется на отчаяние. Потом с трудом встал, увидел в зеркале болезного, и поморщился. И так день изо дня, уже пол года…Пол года! Тормозит от окончательного «уругвайства» меня только Малая. И каждый раз, склоняясь в почтенной молитве к унитазу, обещаю не пить. Но только трезвеешь, видишь рожи людей в маршрутках, видишь, что у каждого написано в гадких глазах. Я вижу все. Ну или почти все. От этого хочется тут же залить глаза, чтобы ничего, никого, нигде не воспринимать, выключить свой мозг. И искренне восхищаюсь Всевышним. Он еще умудряется нас любить.