На изгибах травинок в пойме отражались звезды. Как огромная губка с ворсом. Они были не зелеными, а синими, и уходили в темноту земли. А вот именно на их изгибах можно было увидеть блестки-звездочки. Я дотронулся рукой, и это оказалась роса. Как будто осколки разбитого, ледяного зеркала разложились на постель для луны и звезд. Я со скрипом сбивал ее сапогами, шлепая за отцом по этой пойме. Он такой большой, усатый. В старой ветровке и завернутых черных сапогах, похож чем-то на медведя. На плече он нес сачок и несколько колен от удочки. Огромными шагами он рассекал траву как ледокол, и я с трудом поспевал за ним. Над речкой облако тумана. Вплываем в него. Я обожаю туманы, они спускаются с неба в часы, когда большинство людей спит. И его могут увидеть лишь те немногие посвященные в его тайны, кому туман доверяет. В него можно спрятаться, как ежик, и искать чертову лошадку. Мир сужается до видимости руки, и больше ничего нет. Даже ног не видно - они среди другого мира. Хочется умереть тут. Попасть в небытие. Был Я… И нет МЕНЯ. Но не судьба - впереди рыбалка. Сегодня день рыбака: костер, уха, гитара, взрослым водочка, детям восторг. Мой отец работает каким-то техником в пионерском лагере. Взял меня с собой на смену.
Впереди слышны голоса, потом замечаю огонек, немного размазанный по спустившемуся добряку - облаку. У них уже есть уха. Мы немного припозднились. Но это ничего. Отец еще утром поставил несколько рогаток на острове. Надо проверить. Мы направляемся к темной медленной воде, шагаем вброд – благо воды даже мне по колену с этой стороны острова. Цепляюсь капюшоном куртки за ветки ивняка, руки которого так и норовят схватить меня. Ворчу, отбиваюсь. Отец уже где-то впереди вытаскивает уставшую весь день биться щуку. Она попалась, видимо, еще днем и теперь может только разевать пасть на песке под луной, да выпучивать безумные глаза.



Это было больше 20 -ти лет назад. Сдохнуть хочется. Бля.