Бабушка и дедушка играли в моей жизни то же, что и для других детей моего поколения и возраста. Когда они были- это воспринималось естественно, когда их не стало – осознание потери приходило с годами. Теперь жалею, что в силу своего детского соображения, я мало общался с ними и в памяти моей это светлое место сейчас не может раздвинуть свои границы.
Анна Федоровна и Максим Леонтьевич были из крестьян, как и все мои предки по линии отца и матери. Жизнь в те далекие времена, у крестьян сводилась к обеспечению своей семьи и своей жизни необходимым. Делалось это через животноводство и работу в поле. По–моему мнению, смена формации государства (революция) принесла лишь качественный сдвиг жизни крестьянства в сторону ухудшения, но не затронуло общий уклад их жизни. Исключение составляет привнесенный богоборцами полный запрет вероисповедания, который внес как положительный( если так можно сказать) так и отрицательный (в большей степени) эффект.
Всякое притеснение истинной веры- укрепляет ее, создает глубокую мотивацию к углублению своих убеждений.
Моя бабушка была истинно верующим человеком, придерживалась постов, жертвовала (на сколько это было возможно) в сельскую церковь. И надо отдать ей должное, в не легкие годы была человеком жизнерадостным и открытым, внимания не обращая на тяжелый крестьянский труд. Помню, как переживала она нашу с братом «не крещенность», и как в один из дней, пришедший священник тайно, крестил нас в деревенской избе ( упаси бог, что бы кто-то прознал, что мы жители города, школьники и пионеры крестились). Как грустила она, сидя у окна, что вечернее солнце склоняется ниже и ниже, до одной ей известной сосенки, что означало в ее понимании, окончание лета и скорый отъезд шумной нашей компании в город и начало одинокого с дедом зимовья. Как выходила она на крыльцо провожать нас, когда мы уезжали, и махала нам рукой с грустной улыбкой.
Дед был высокого роста, суховат телом, быстр и скор на дела. Вдвоем с Прокопием вернулись они с войны в деревню, а уходило почитай человек более десяти мужиков. На сохранившихся фотографиях и моей памяти дед в присутственных местах всегда в кепке – следствие большой «ленинской» лысины, которую он видимо стеснялся, но никогда однако об этом не говорил. Бороды же никогда он не носил. Перед большими праздниками или походом в гости к родственникам или на свадьбу, всегда брился перед раскладным зеркалом и был всегда званный на такие мероприятия, так как отличался во хмелю миролюбивым нравом, не прочь был к деревенским пляскам под гармонь, да и женский пол не обходил его вниманием. В последние годы брежневского рассвета деревни, носил на «попойки» кожаные сапоги и не прочь был заменить кепку на фетровую черную шляпу, привезенную ему моим отцом из города, что видимо считал высшим шиком. И еще дед любил цыган, пускал их при случае переночевать, чем вызывал явно не удовольствие бабушки, так как она считала их вороватыми обманщиками и колдунами.
Имели они троих детей, сына и двоих дочерей ( средняя – моя мама). И что удивительно, раз от раза во сне я встречаюсь с бабушкой и дедом, но с ним реже... он был как и положено мужчине, менее озабочен здоровьем своей души, вечно был в председателях и бригадирах при бабьих послевоенных бригадах. По –моему мнению, этим самым он все же навредил себе, безверие не пошло ему на пользу и я пытаюсь не повторить его ошибки.