Он сидел и улыбался. Предвкушая. Сегодня ему должны были привести новую девочку. Из глубины шикарного кресла он взирал на часы с амурами, стоящие на каминной полке, и считал минуты. Ожидание его не пугало, он любил растягивать минуты предвкушения новизны. Как жаль, что их осталось так мало! – думалось ему.
…Человек мрака, облитый лаково блестящей кожей, он смотрел на свое новое приобретение. Великолепна. То, что надо. Белый треугольник кружевных трусиков стыдливо зажат почти такими же белыми бедрами. Полная грудь закована в ослепительно белый бюстгальтер. На голове – подвенечный убор. Легкий туман фаты скрывает лицо. В полумраке комнаты белизна светится, придавая девушке неземной бестелесный вид. Ангел, сотканный из света луны. Она не дрожит, но скована страхом.
- Ну что же ты, - ласково говорит он ей, - не бойся, подойди ко мне.
Девушка не двигается с места. Тогда он сам делает шаг по направлению к ней. Скрипнула кожаная обтягивающая одежда. Он тоже был бесплотным – но соткан из тьмы. Осторожно, как бы боясь спугнуть видение, он поднимает вуаль с лица девушки. Глаза - два голубых сияния, полных страха – встречают его взгляд. Испытующий взгляд черных глаз. Холодно-бездонных.
- О, как ты прекрасна! – после паузы произносит он. – Я хочу провести с тобой вечность! Ты не знаешь, как это будет волшебно! Мы отправимся с тобой в полет – ведь ты же еще никогда не летала? Я покажу тебе такие дали, которые тебе и не снились. А взамен я прошу лишь поцелуй – всего лишь один! Дай его мне, ну дай же! – И, не дождавшись ответа от воплощенной робости, он наклоняется и целует ее розовые губы. Сначала легко и нежно, затем все жестче и жестче, впиваясь зубами. Дрожь пробегает по телу девушки, но она не делает попыток освободиться. Он молча слизывает кровь с ее прокушенных губ.
- О, как же ты сладка, - произносит он, отрываясь от кровавого рта. – Неужели тебе не нравится? Признайся же, ведь сегодня мы – одно целое. Я пью твою кровь – это ты входишь в меня. Скоро, скоро я войду в тебя. Мы будем вместе, вместе навсегда.
Она молчит, не поднимая глаз. Кровь сочится из прокушенных губ, стекая на подбородок и шею, оставляя на этом беломраморном теле темные дорожки.
- Ты испачкалась, - вновь он нарушает тишину. – Пойдем, я смою с тебя кровь.
Он берет ее за руку и ведет за собой. К столику со стоящими на нем бокалами с шампанским. Поднимает бокал, и, поливая благородным напитком нежную кожу, смывает кровь.
- Выпей, - говорит он ей, подавая второй бокал. Она послушно пьет все до дна, залпом, не отрываясь. Ставит бокал на стол, но промахивается, бокал падает, звон разбитого хрусталя эхом отдается в углы. Молча он ведет ее в другую комнату, где стоит огромное ложе, усыпанное белыми розами. Только розы – и больше ничего. Усаживает ее на край ложа и зажигает свечу. При ее неверном свете она решается поднять на него глаза. Он сидит на корточках у ее ног. Черные густые волосы. Изыскано-красивое строгое лицо. Восхищенное адское пламя в глазах – черный костер. Две свечи.
- Зачем тебе это? – спрашивает он, снимая с нее подвенечный убор. – Сейчас ты станешь моей женой.
Он достает откуда-то длинный, зеркально-блестящий стилет и разрезает бюстгальтер. Она, дрогнув, пытается отстраниться от острого как бритва ножа, но он, смеясь, удерживает ее: «Не бойся!». Разрезав трусики, он жестом приказывает ей лечь. Она лежит на белых розах. Он тем временем снимает с себя черный лак.
… Его тело вдавливает ее в белые розы… Шипы впиваются ей в спину… Жгучая боль между ног… Первые капли крови на белых лепестках…
- Она покинула меня! – рыдает голый человек, сжавшийся в комок на полу у стены. – Она не хотела лететь со мной! Почему она сделала мне больно, так больно? Я так любил ее!...
На ложе, покрытом изломанными, забрызганными кровью, увядшими белыми цветами лежит белое тело, исчерченное, изорванное красными полосами… от шипов ли белых роз?