Нелегко вернуться в Опера Популер после всего, что произошло в стенах этого некогда прекрасного здания. И еще горше осознавать, что твоя юность давно поблекла, равно как и слишком яркий блеск сусального золота прихотливо исполненных нимф, украшавших оперный зал. Теперь все покрывает толстый слой белесой пыли – лестницы, арки, барочную затейливость лепнины – организаторы не потрудились очистить здесь все даже к аукциону, хотя к чему это? Время Опера Популер подошло к концу, и даже электрический свет, убивший последнюю прелесть обрушившейся в ту страшную ночь люстры, не в силах вдохнуть в тело этого здания жизнь. Зачем я вернулась сюда? Слишком много воспоминаний пробуждают в моей душе эти стены, горько-сладких воспоминаний, которые становятся тем ярче, чем старше я становлюсь. Я хотела забрать на память хотя бы ту самую шкатулку, что Он сделал и так трепетно любил. Но даже ее, увы, не мне суждено сохранить, а тому человеку, что вольно или не вольно стал причиной разрушения оперного театра, Его жизни и всего, что было так дорого мне. Проклятый виконт Де Шаньи. Не объявись он тогда в нашей жизни, как гром с ясного неба, возможно, все сложилось бы иначе. Сейчас, видя его в инвалидном кресле, такого немощного, хотя он лет на пятнадцать моложе меня, я не могу его даже ненавидеть. Я испытываю разве что жалость. Даже то, что он отнял у нас Кристину и толкнул моего бедного Эрика на убийства, которые тот совершил, понятно, от отчаяния, не пошло виконту впрок. Кристина вскоре отдала богу душу, успев, правда, порядком поистрепать оную в несчастливом браке с Раулем. Когда она приходила ко мне со слезами на глазах и жаловалась на мужа, я едва сдерживалась, чтобы не напомнить, кому она предпочла этого пустого аристократишку. Затем был тот несчастный случай, после которого виконта парализовало. Не уверена, что Призрак был причастен к этому, да и не слишком-то хочу знать. С той самой ночи я никогда больше не видела его. До сих пор мне приходят письма, и на них никогда нет обратного адреса. Я узнаю на желтоватых листах его почерк. Эрик пишет все в той же высокомерной манере, за которой так рано научился скрывать ранимость и неуверенность в себе. И все же я понимаю, что осталась для него другом, даже после стольких лет. Дружба. Почему это светлое и чистое слово отдается в моей душе лишь едкой горечью и болью. «Я никогда не хотела быть тебе другом, Эрик! Я люблю тебя!» Сколько раз я хотела сказать эти слова, но они застревали в горле, когда я его видела. А потом, когда маленькая сиротка Кристина, которую я попросила Эрика научить пению, превратилась в цветущую юную девушку, я поняла, что уже поздно. А он ничего не замечал, или не хотел замечать. Теперь уже не важно.
Мало кто знает настоящую историю Эрика, Призрака Опера Популер. Виконт Де Шаньи, заставивший меня тогда выдать ему путь в подземелья, слышал лишь малую ее часть, а остальное я унесу с собой в могилу. И это случится скорее раньше, чем позже, поэтому я все чаще продолжаю погружаться в воспоминания о тех временах, когда мне казалось, что я была счастлива.