Молитва

Я повторяю и повторю, тысячу раз, Господи, на двух языках мне родных, я
прочту Тебе "Отче наш", и опять прочитаю, но вновь до конца не пойму.
Этим первым утром в июле 1969 года я прочту, наконец-то другую молитву,
свою, а не ту, что мы получаем в наследство.
Мне нужна будет сверхоткровенность, странная, не привычная людям. Ну не
просить же, чтоб не закрылись мои глаза.
Нелепость, они закроются даже у тех, кто видит, у миллионов людей, -
несчастных, неумных и злых. Ведь течение времени - цепь из следствий причин
и случайностей, - и просить у кого-то пощады - это просить, чтоб изъяли
звено из железной цепочки судьбы. Абсурд. Нет звена - развалилась цепочка.
Никто не вправе этого попросить. Я не поверю, что мне могут проститься
грехи.
Прощает кто-то другой, но я знаю, что спасать себя -только мне.
Избавить меня от лени и нерешительности? Но я тешу себя надеждой, что я сам
избавлюсь от них, если нужно. Я смогу проявить смелость, которой нет и в
помине, я смогу проявить терпение, которого во мне нет, даже заставить себя
выучить что-то такое, о чем знаю мало или только догадываюсь. Еще бы
хотелось, чтобы меня вспоминали как друга, чаще чем как поэта.
Чтобы кто-то другой, повторяя ритм Дунбара, Фроста, человека смотрящего
в полночь на кровоточащее дерево, Крест, вспомнил бы, что впервые услышал
его от меня. Остальное меня не волнует, я верю забвение не задержится. Мы не
знаем даже на чем держится наша Вселенная, - быть может на наших добрых
мыслях и на справедливых делах? - нам никогда не узнать.
Я хочу умереть весь, я хочу умереть вместе с ним - со своим телом.

(с) Хорхе Луис Борхес