распустив по ветру седые волосы старик шел к воротам города оставляя после себя ручеек пыли клубящейся под босыми ногами, за его спиной лоснилось довольное солнце ненароком заглядывая в прорехи прохудившейся и тоже седоватой рубахи, одетой навыпуск и потому игравшей тенями на ветру. и может быть с первого взгляда он был похож на типичных нищих, которые в достаточном количестве приходили и уходили из города, клянчили деньги и при первой же возможности напивались и засыпали в канавах в обнимку с беспризорными псами, но стоило взглянуть повнимательней и становилась заметной уверенная поступь, под которой съеживалась ненужной бумажкой мелкая суетливость города, хитроватые шелки глаз смотрели на мир так открыто, что встречные ротозеи растерявшись опускали взгляд.
молчание волной покатилось перед стариком и ударившись об городскую стену и зазвенело пронзительной тишиной по улицам. и в обеззвученном на доли секунд мире каждый думал о своем.
кто-то посмеивался над очередным чудаком, который бродит по свету и никак не займется наконец чем-нибудь привычным и человеческим, который не будет сейчас судачить о городских слухах, байках да сплетнях, а расскажет что есть другой мир пестрый, разный и не похожий, непривычный. и оставит после себя не долги или очередной повод для тех же слухов, а какое-то странное чувство будто все есть всего хватает, но защемит в груди, захочется незнамо чего и будет долго бросать в дрожь от запаха мокнущей под летним дождем дороги или от серебра легкого морозца по желтым листьям осенью, от хруста ледяной корочки на подмершем снегу и диким волком заклацает зубами душа и покусает свободой сердце так, что только и останется посмеиваться в усы задумчиво поглядывая в сторону очередного бродячего незнакомца.