В пятидесяти метрах от моего дома несколько часов назад застрелили моего знакомого, к которому я всегда относилась с уважением, симпатией и даже иногда с восхищением. Потому что он веселый, умный, смелый и добрый. Был.
Интересно, а у нашего президента такой же неприлично длинный мартиролог из друзей, коллег и добрых знакомых, как у меня? Потому что мои друзья, коллеги и добрые знакомые все какие-то удивительно непрочные. Они попадают под пули таинственных убийц, умирают от странных болезней и ядов, иногда взрываются в машинах. Прямо десять негритят, знаете ли. Некоторые из них бизнесмены, некоторые - политики, некоторые – журналисты, но все как-то не могут дотянуть даже до скромных цифр российской среднестатистической смертности.
Я не знаю, в какой валенок еще можно засунуть голову, чтобы хотя бы на пять минут поверить, что ты в домике.
Моя домработница вынуждена была уехать – она украинка и ее сына забирают в армию, потому что моя страна напала на ее страну. «Вы, главное, держитесь тут», - -говорила она уезжая, и явно речь шла не о недомытых сковородках. Я просматриваю списки интервью, которые я брала за последние 10 лет у разных людей. Кто-то в тюрьме, кто-то в бегах, кто-то не успел ни туда, ни туда. Интересно, а те наши потомки, кто потом станет читать исторические романы про наше время- они будут ежиться и думать: «Бедняги, как же они там жили? Какое же счастье, что я родился не тогда, а сейчас»?
Мое старое интервью с Борисом
От губернатора Нижегородской области и вице-председателя правительства России – до мятежного бунтаря! Мы решили поговорить с Немцовым о том, как интересно быть оппозиционером.
Почему наш читатель, который доволен своей жизнью и далек от политики, должен все бросить и начать политикой интересоваться?
Есть же классическое: если ты не интересуешься политикой, то политика заинтересуется тобой.
А получается наоборот: как раз тех, кто сильно интересуется политикой, нашатырем обливают и омоновскими дубинками бьют.
Я не призываю идти на баррикады. Достаточно, если люди будут заниматься своими делами, но станут чуть менее равнодушными.
И в чем это неравнодушие должно проявляться? В походах на выборы? Вот Борис Немцов недавно сходил, баллотировался в мэры Сочи – и что? Кому от этого безобразия стало лучше?
Я с самого начала понимал, что там не выборы, а спецоперация. Для Путина это важнейший проект, где осваиваются огромные деньги, где реализуется авантюра под названием «Зимняя Олимпиада в субтропиках». Если встать перед картой России, придется очень долго искать точку, где снега бы не было в принципе. Путин нашел – и решил там провести зимнюю Олимпиаду, при этом выгнав тысячи людей с их земель. С дорогих земель. Испакостив лучшие пляжи, изгадив заповедники… Самый же прикольный проект там – трасса Адлер – Красная Поляна. По смете один километр этой дороги будущего обойдется нам в 140 миллионов долларов. Для сравнения возьмем Москву и ее мэра Лужкова, который никогда не славился особой скаредностью: километр МКАД в 1997 году обошелся в 12 миллионов. А самая дорогая дорога в мире – это Сен-Готардский тоннель в Швейцарии, который роют сквозь сплошную скалу. Километр этого тоннеля стоит 70 миллионов долларов. А у Путина – 140 миллионов. Надо понимать масштаб откатов. Когда я услышал, что Рома Абрамович покупает проходческий щит, я долго не понимал, зачем он ему нужен. Что он собирается делать с ним в Лондоне? С Чукотки вроде уехал. Оказывается, он принимает участие в строительстве этой фантастической трассы. Так что, когда я шел на выборы, было понятно, что там костьми лягут, но свой праздник жизни защитят. Но это был шанс рассказать людям, причем не только сочинцам, о том, что происходит на самом деле.
Высказаться, как мы поняли, удалось во весь голос. Круглосуточно по всем телеканалам, по радио, в газетах – сплошной Немцов, весь город увешан листовками...
Все газеты сочинские категорически отказались печатать материалы о выборах вообще. Листовки наши арестовали. С радио мы заключили договор, но вдруг все радиостанции уведомили нас, что выборы перестали их интересовать. Зато было снято два фильма про меня, которые раз сто показали – с утра до вечера шли по всем каналам. Павловский, Доренко и другие граждане рассказывали, как я развалил Советский Союз, Нижегородскую область, продал Россию Парижскому клубу, являюсь гомосексуалистом, женат на азербайджанке…
Почему нельзя жениться на азербайджанке?
Потому, что каждый третий житель Сочи – армянского происхождения... Но еще лучше был второй фильм. Про то, что я на самом деле корейский шпион. Про то, как я за двести тысяч долларов решил продать Олимпиаду в Южную Корею. В фильме мы с неким корейцем садимся в «газель», потом идет синхрон, якобы записанный на диктофон: «Сколько вам надо денег, чтобы вы перенесли Олимпиаду в Южную Корею?» – «Двести тысяч долларов». – «Ок, мы вам дадим двести тысяч». Сейчас его на «ТВЦ» еще показывают – думаю, в связи с решением «Солидарности» об участии в выборах в Московскую городскую думу.
Рассчитываешь пройти?
Здесь будет все то же самое, что и в Сочи. Но для нас эти выборы – шанс объяснить людям, что позиция «все равно от меня ничего не зависит» полностью устраивает власть и абсолютно не устраивает Россию.
Ну хорошо, от меня что-то зависит, я прихожу голосовать. А на выходе получается, что 77 процентов или 106, как в Мордовии, проголосовали за «Единую Россию». Уж лучше я дома посижу, поберегу подметки и психику.
Чем больше явка живых, реальных людей, тем меньше шанс фальсификации. Мы уже эти путинские технологии знаем. Прежде всего, у них есть многолетние наблюдения за людьми, за их выборной активностью. Вот ты не ходишь на выборы – тогда берут твои данные и за тебя голосуют. В Сочи полно было историй, когда человек приходит на избирательный участок, дает паспорт, а ему говорят: «Ах какая жалость! Вы уже проголосовали!» А еще там был поставлен рекорд, зафиксированный в Книге Гиннесса. В Сочи досрочно (то есть без наблюдателей) проголосовало 37,5 процента избирателей. Такого не было до сих пор нигде, даже в Северной Корее.
А не жалеешь, что ушел из науки в это неприятное место? Ты ведь был талантливым физиком, степень имеешь.
Десять первых лет мне наука снилась. Потом перестала. Последняя моя статья – «Акустические лазеры». В ней был описан механизм излучения мощного инфразвука – низких частот, которые попадают в резонанс с сердцем, с печенью, с желудком и могут вызвать дискомфорт, а если звук очень мощный, то инфаркт. Военные тогда этим очень интересовались. В 1997-м, когда я был первым вице-премьером, статья вышла в швейцарском журнале Akustica Aqua. Она очень долго лежала в редакции, что вообще характерно для научных журналов. Я уже тогда занимался забастовками шахтеров, пенсиями, зарплатами и не видел снов про интегральные уравнения. Мне взамен снились голодные бабушки и кастрюльные бунты. Вдруг вызывает меня премьер-министр – Черномырдин. Я к нему вхожу, он держит в руках журнал и говорит: «Что это такое?! У нас шахтеры бастуют, полный бардак в стране! Чем ты занимаешься? Что это за формулы?!» Я говорю: «Виктор Степанович, откуда вы взяли этот журнал?» – «Мне КГБ принес, чтоб я увидел, чем занимаются у нас руководители правительства! Чтобы больше я этого не видел!» Я пообещал, что это моя последняя статья. Вообще, наука – дело молодых, в зрелом виде ты уже сидишь, шлифуешь идеи, которые родились когда-то в твоей молодой голове. А в политике, наоборот, молодым быть не надо. Тут требуются житейский опыт, биография, личность. Хотя сейчас в почете серость. Путин в любом ярком человеке видит независимость, а значит, опасность. Вся политическая поляна выжжена, и есть один на ней такой всесильный столб бесконечной высоты – это как раз и есть эта самая национальная элита.
Может быть, это и хорошо?
Это ужасно, потому что это привело к тому, что наша страна вставала, вставала с колен, а потом навернулась в связи с началом кризиса. Выяснилось, что вся жизнь зависит от цены на нефть, которая, кстати, немаленькая: нефть почти 70 долларов стоит. Когда я был министром топлива и энергетики, она стоила от 8 до 12 долларов. У меня была мечта эротическая, чтобы нефть стоила 40 долларов. Я считал, что Россия тогда станет Кувейтом. У этих кретинов сейчас 70 долларов – и они орут, что у них кризис. Россия за годы путинизма потеряла иммунитет, она больна экономическим СПИДом. Она абсолютно неадаптивна к внешним воздействиям. Кстати, это отличительная особенность любой авторитарной системы. Она успешно существует, когда все в порядке, и, как чугун, рассыпается на мелкие куски, когда возникает малейшая проблема.
У Северной Кореи проблем нет. Там массовый голод, забитые лагеря, вымирающее население, но не рассыпается ничего.
Там не авторитарный режим, а фашистско-тоталитарный. Это разные вещи. Там за каждое слово убивают. Мы, конечно, движемся в сторону Северной Кореи, но мы пока только до Минска доехали. У меня к Путину всего одна претензия по большому счету, между прочим.
Какая?
Он пытается лишить меня и вас свободы, и это очень серьезная претензия, потому что в России всегда был дефицит свободы и профицит рабства. Всегда. И когда властитель пытается свернуть все то, что Горбачев с Ельциным пытались сделать, то я его считаю врагом своей страны и своим личным политическим врагом. А вторая у меня претензия – это, конечно, воровство беспредельное.
Неужто сейчас больше воровства, чем в 90-е?
Да! Есть данные исследования Transparency International – это агентство, которое занимается коррупцией в мире. В 90-е мы были на позорном 80-м месте, сейчас – на катастрофическом 147-м. Вместе с Зимбабве, Сьерра-Леоне, Нигером. Мы среди этих стран и по показателю уровня продолжительности жизни мужчин – 58 лет.
Это потому, что пьем много. Онищенко объяснил, что мы много пьем и много курим. Вот если у нас отнять выпивку и сигареты...
Вот единственное, что радует: личностные свободы почти не трогают. Этим нынешний режим выгодно отличается от коммунистов. Запрещено заниматься политикой, запрещены выборы, массовая журналистика, зато разрешено движение по земному шару, работа в Интернете и чтение глянцевых журналов без цензуры. Вот почему в MAXIM нет цензуры? Думаете, это доблесть редакции? Нет, тут виной ваши тиражи.
У нас отличные тиражи. Два миллиона аудитории!
Для глянца – да. А по соотношению к численности населения – меньше 1,5 процента. Есть четкий критерий: выше полутора процентов – все, свобода заканчивается. Все, что выше, подцензурно. Просто приходят свежие рейтинги, смотрятся цифры, после чего вашего главного редактора приглашают в Кремль.
Он туда не пойдет.
От таких приглашений обычно не отказываются.
Мы его свяжем.
Ну, так или иначе с ним встретятся и ласково так, по-доброму, поговорят. О том, что такие вот материалы ставить не надо; про это, наоборот, хорошо бы написать, а вот интервью с Немцовым вы нас очень расстроили... И у вас в журнале появится фальшь. Так что мое самое горячее вам пожелание: не вздумайте увеличивать тиражи и аудиторию, вы и так на грани свободы.
Мы будем из киосков отстреливаться от покупателей. А у тебя какие планы? По-прежнему бодаться с системой непробиваемой?
Не такая уж она непробиваемая. Я, когда был маленький, был уверен, что коммунизм – это на века. А потом все взяло и развалилось – мгновенно, даже толкать не надо было.
Ну, говорят, там экономика подвела...
И здесь то же самое будет. Путинизм – это очень затратный режим. Он основан на огромной бюрократической машине, чиновников около двух миллионов сейчас. Это вдвое больше, чем в СССР, при том что народу сейчас вдвое меньше. При цене нефти выше 70 долларов эту дорогостоящую гнилую машину можно содержать за счет сверхдоходов. Если нефть меньше 70 долларов, то машину содержать нельзя – и она либо рухнет сама, либо будет реформирована. Например, тем же Медведевым. Чтобы ему стать президентом, нужно всего пять минут. Всех дел – подписать помилование Ходорковскому с Лебедевым. По Конституции он имеет право в любой момент это сделать без прошений и процедур – просто сесть и напечатать текст. Он же умеет компьютером пользоваться, современный парень. В ту же секунду он станет президентом. Второй вариант – отменить цензуру. Генеральный директор Первого канала назначается лично президентом РФ согласно уставу. Опять берем компьютер и пишем: «Костю Эрнста убрать. Поставить Леню Парфенова». Или Савика Шустера. Любого опытного и порядочного журналиста. И как только народ узнает все – про Беслан, про «Норд-Ост», про Яндарбиева, про Литвиненко, про Политковскую, – это конец путинизму. Путинизм держится на дорогой нефти и цензуре. Убери что-нибудь одно – и на следующий день мы живем в другой стране.
Интервью Тата Олейник
фото Юрий Кольцов
