Официально это, конечно, считается работой, но не покидает меня ощущение, что на самом деле я учусь в очень странном университете – причем на всех факультетах сразу.

То есть, если сегодня я со всем усердием изучаю пищевой цикл и репродуктивную стратегию коловраток, то завтра мне нужно будет написать объемный реферат о  ритуалах секты молокан-телешей, изредка прерываясь на то, чтобы внести правки в статью о биметаллизме.

Говорят, что некоторые журналисты умеют забывать.

Я не умею. Я помню каждое чертово слово каждой из миллиона своих статей, написанных про всё, что существует, существовало или могло бы существовать, да не сложилось в этой Вселенной.

Разговаривать со мной, конечно, совершенно невозможно, потому что я знаю ВСЕ вообще и лишь  высочайшим напряжением воли заставляю себя  молчать. Иногда. Например, чтобы собеседнику хватило времени и воздуха на то, чтобы сказать «Э…»

Спектр моих познаний настолько широк, что иногда мне хочется завернуться в него, как в простыню, уползти под кровать и дрожать там от всеведения.

Но я сразу сказала, еще когда выходила на работу

« Ребят, все что угодно – экономика, история, живопись,  религия, политика, химия, биология, астрономия, этнография, антропология, нумизматика  и смешные рассказы про зверюшек.Но есть три вещи, в которых я ни в зуб ногой и предпочитаю, чтобы это статус-кво сохранялось.  

Математика ( во всех видах, включая программирование),  техника (любая)  и  музыка ( то есть, я могу, но вы сами не захотите).»

 Я храню свою девственность в этих областях знаний строже, чем сектантка из скопцов,  непримиримее, чем коловратка. Это уголок живительного мрака незнания, в который я могу нырнуть измученным мозгом и восхититься непознаваемости бытия.

И именно на эти три темы со мной предпочитает общаться мой  сын, когда  со словами «можно на минутку?» он вечерами  просовывается в кабинет, волоча за собой гитару, планшет или таблицу логарифмов.  

 Мне кажется, он делает это специально.