"Жизнь, это не те дни, что прожиты, а те, что прожиты в любви!"

Это был обыкновенный Шмель, каких множество снует по окрестным полям и садам.
Каждое утро, с рассветом, он и его братья вылетали на расцвеченные клевером
поля, чтобы собирать сладкий нектар. А когда солнце начинало прятаться за
деревьями, дружно спешили к себе в норку, вырытую у подножия старой засохшей
акации. В воздухе стоял непрекращающийся гул от сотен шмелиных голосов, не
понятный для других обитателей. На самом же деле, каждый из голосов этого хора
имел вполне понятный для шмелиного сообщества смысл. Одни рассказывали о том,
какую чудную полянку с цветущими свечками кипрея обнаружили они нынче и как
много еще не испитого нектара там осталось, другие говорили о неприятном, о
том, что какие-то чудовища на двух несуразных лапах, скосили почти всё
гречишное поле и теперь надо разведывать новые места. Звучали и другие голоса:
о том, как подрастают малютки личинки, что теперь им требуется больше еды,
чтобы хватило на всю долгую зиму, о том, что обрушился дальний свод пещерки и
надо срочно укреплять его клейкой слюной вперемешку с воском. Шмели-стражники
докладывали о своем героическом отражении нападения опасных шершней,
попытавшихся проникнуть в заветные кладовые с запасами меда. Были и просто
разговоры, просто ни о чем особенно существенном, что тот или иной шмель ведет
себя не слишком вежливо по отношению к более старшим, что кто-то не выполняет
определенной ему нормы по заготовке нектара. Одним словом, это был маленький
мир, со своими проблемами, интригами, сложными взаимоотношениями, где были
труженики и лентяи, друзья и недоброжелатели, начальники и подчиненные, семьи
со своим шмелиным бытом.
И среди всего этого царства жил наш, вполне обыкновенный Шмель. Вернее, он
конечно же он отличался чем-то от своих собратьев. Он был поэтом, поэтом в
своей крохотной шмелиной душе. Под мохнатой тигровой шерсткой часто билось его
сердце. А еще, он был очень одиноким, хотя трудно поверить в то, что в этом
жужжащем доме могут быть одинокие создания, но это было именно так. Он любил
мечтать, фантазировать. Бывало, уже перед тем, как закроется на ночь листиком
вход в норку, он сидел на самой верхней ветке куста акации и любовался
последними лучами заходящего светила. Спешащие домой братья даже считали его
больным, а некоторые предлагали изгнать его из дома, так, на всякий случай.
Но он не обращал внимания на всякие такие разговоры, перешептывания за своими
крыльями, на обидные насмешки и обвинения. Он часто думал о смысле всего того,
что происходило вокруг, о смене дня и ночи, об окружающем его живом мире, о
врагах и друзьях и о любви, нет, не той любви, что всуе упоминает каждый, а о
той, что по преданию приходит только раз, как ливень среди ясного неба, как
ураганный ветер, как лесной пожар, сметающий все на своем пути.
Говорили, что такая любовь, это верная смерть, и очень немногие шмели смогли
избежать этой участи, а те, кто избежал, так и не смогли потом жить как прежде,
улетали куда-то далеко-далеко, и никто не знал, что было с ними дальше. Никто
из них никогда не возвращался назад. Может их приютила эта таинственная и
неведомая страна счастья, а может - просто холодная смерть где-нибудь под
дубовым листом.