Довелось мне в юности изрядно погулять на свадьбах. Только свидетелем я был аж 9 раз. Развеселое было время! И гульнуть я любил, что гоголевский Каленик. Иногда кое-что вспоминается…

Гуляли мы на свадьбе у Ленина (кличка). Женшину он хорошую взял, из предместья. На свадьбу, конечно, в это самое предместье и поехали. Ну выпили мы, как водится, да пошли проветриться. Идем, стало быть, по ночной дороге. Вдруг из кустов на четвереньках вышел человек. Куда он шел, и что в кустах делал – неведомо. Покойный Дычкин говорит ему: - А что отец, возьми яблочка, - и натурально яблоко из кармана вытаскивает. А тот в ответ:
- Гы-ы-ы, гы-гы-ы-ы, - и также, на четвереньках, назад в кусты уползает. Дычкин тогда страшно расстроился. Я, - говорит, - к нему со всей душой, а он просто гад какой-то… Помню, я подумал тогда – пропала белорусская деревня…

Выдавали мы как-то друга замуж за дочку председателя колхоза. Ну, Макс, - говорили мы ему, - пустим козла в огород? А то! – радостно ревел в ответ Макс. Само собой дружеские советы, чтобы не обожрался по первости времени, после студенческой-то голодухи, бо в хате, в кажном углу висит по шинке, в сенях в бочке сало, в кладовке сало, на столе каравай, холодильников – два, а еще погреб! Свадьба – в местном доме культуры! Председатель для спеси пригласительные выдумал и участкового приставил. Это чтобы всякая некультурная сволочь не прокралась на дочкину свадьбу. Участковый знай свистит:
- Проходи, не задерживайся, мать вашу. Ну что вы, сукины дети, свадьбу не видели, ну честное слово, как дети, мать вашу…
Помню, что я упал со стула прямо за столом. Воспитанные люди сделали вид, что ничего не заметили. На ночлег, Председатель разместил нас в старом графском замке, отреставрированном, конечно. В одной комнате девчонки, в другой мы… Э-эх, дела! Вышел я ночью в старый графский парк передохнуть и подумал – умели же жить люди!

Женили мы как-то нашего бас-гитариста (мы были heavy-metal командой). Ну напились все, понятно. Леха маленький и говорит:
- Пошли взлабнем, как раз местные лабухи объявили перерыв и отошли покушать. По столу, среди родни, как молния пробежал слух – сейчас друзья жениха нашей Валечки и сам Валечкин жених споют чудную колыбельную песню в честь родителей молодых. Лабухи перестали жевать, подбежали к нам и давай отговаривать – за инструменты свои испугались. Леха маленький каждому из лабухов сказал персонально: «Ты! Отойди»! Он был убедителен, и мы сыграли эту песню, а я ее еще и спел… Леха маленький два раза уронил гитару. Я пару раз махнул микрофонной стойкой. Жених снял резинку и выпустил на волю, тщательно скрываемый от гостей, хаер ниже плеч. До сих пор не могу забыть выражения лиц родителей невесты. Валечкин дядя открыл набитый пищей рот, застыл, и сидел не жуя все наше выступление и даже некоторое время после него. Младший брат невесты Саша П., был единственный, кто оценил наше творчество. Во время исполнения этой душещипательной баллады, он подскочил к нам, начал трясти головой и показывать как-бы он сыграл на гитаре, если бы ему ее кто-нибудь дал. Когда эта вакханалия закончилась, в полной тишине раздался странный звук. Это папа невесты заскрежетал зубами как кобыла, когда ей на язык попадается мерзкая свекла. Володя, - деревянным голосом обратилась к мужу несчастная мать мальчика, - выведи Сашу подышать на улицу…
Вот тогда-то я и понял, что подлинное искусство – вечно…

А ныне, а ныне… а ныне все проще и без романтики… вот западло!