нету моего папы и дочки.. они умерли. из-за того, что у нас врачи глупые. и не хотят людей спасать. будь то 50-ти летний мужчина или ребёнок, родившейся на 23 неделе. им всё равно. а родным больно. родные потом тоже умирают. от горя и боли. а им всё равно. 
я видела их в гробах. один был мааленький, всего 50 см в длину. в нём похоронили мою дочку Катрин. а второй был большой, метра 2. в нём похоронили моего папу Виталика. оба гроба были белые. 
они похоронены на одном кладбище. всего в нескольких квадратах друг от друга. и кждый раз, приходя к папе, я буду идти к дочке. и каждый раз, приходя к дочке, я буду идти к папе..
и каждый раз, глядя на его номер в телефоне, я буду слышать, что телефон выключен. 
и каждый раз, когда мне надо будет что-то купить, я буду вспоминать папу..
у меня дома почти каждая вещь о нём напоминает.. а о дочке я просто помню.. 

я хочу к ним.. туда, где всегда тепло,всегда светит солнце. туда, где самые ровные дороги, никогда не кончается бензин и можно гонять на мотиках с немыслимой скоростью, потому что там нет ментов и смерти..
там нет проблем.. 
я хочу туда..

Кей привстал и беспокойно прислушался. Неужели облом? Но сегодня такая ночь…

Комариное жужжание приближающегося оппози‑та кольнуло слух. Кей замер, обхватив девушку за плечи, словно боялся, что она шевельнется, спугнет невидимого байкера, звук настороженно смолкнет, а затем стремительно удалится.

Нет! Невидимый байкер упрямо двигался вперед, продираясь сквозь песок и нащупывая колесом твердую поверхность тропинки, ширина которой позволяла проехать только одному байку и о которой ему много рассказывали, о которой он мечтал, мучился страхом, но отважился ступить на нее. Сознание того, что обратной дороги нет, придавало сил, и Кей услышал, как мотор увеличил обороты. Для разгона байкер выжимал максимум возможного из двигателя, напоследок приведенного в идеальный порядок.

Они увидели его, взлетевшего над карьером, на миг зависшего над пропастью, шлемом коснувшегося луны, широко раскинувшего руки, словно обнимающего весь подлунный мир, прощающегося со своими братьями и медленно, мучительно медленно заскользившего вниз.

Кока‑Лола широко раскрыла глаза и впилась ногтями в Кея, приготовившись услышать грохот пробивающего гнилые автобусные крыши байка и предсмертный вопль.

Ничего.

Просто ничего. Тишина.

– Зачем ему это?

– Спросить не у кого. Все, кто прыгал, исчезают. Их как будто больше нет и никогда не было.

– А что там, в темноте, на дне?

– Недавно я был там днем. Днем там ничего нет. Одно ржавье. Ни трупов, ни байков.

– А ночью?

– Ночью, думаю, тоже ничего нет.

– Вообще ничего?

– А что еще может быть в темноте, кроме ничего, если и днем там пусто? Ржавье не в счет.

Призрак. Призрак байкера.

Он прикатил сюда, как приезжают все призраки погибших байкеров.

Как прикатят еще многие и многие. Чтобы совершить прыжок в вечность. Байкер не умирает. Он срывается.

Прошел день и еще день…