на этот раз про БК.

оБКновенная история
Солнечный зайчик пляшет на ярких камнях серег, стремясь ослепить противника, перескакивает на ожерелье, блистает на начищенных до блеска пластинах брони. Еще миг, и загорается золото браслетов, передав по эстафете яркий блик на тонкие сверкающие кольца, украшающие узловатые, но цепкие пальцы, сжимающих рукоять оружия. Зайчик бежит дальше, по начищенному стальному топорищу, перескакивает на отточенное лезвие, и топор, как будто ожидая только этого мгновения, начинает петь свою песню. В воздухе описывается смертоносная дуга, вторая, третья, заставляя противника отступать шаг за шагом, полностью уходя в защиту. Изящный уворотчик танцует свой танец лезвий. Но через минуту падает, оглушенный тяжелым ударом печатного молота, принадлежащему закованному с ног до головы в непробиваемую броню осаднику…

Как будто стремясь отомстить за младшего брата, более опытный воин, затянутый в белый кожаный доспех, более известный как Доспех Паука, тонкими отточенными кинжалами рубит на французский салат недоумевающего громилу, облаченного в Забытые Времена: все попытки здоровяка припечатать к земле юркого обладателя кинжалов пропадают втуне, тяжелый молот раз за разом бьет только лишь пустое место…

Два воина сцепились не на жизнь, а на смерть. Две силы – одинаково значимые, одинаково ценимые – столкнулись друг с другом. Заря вечерняя и заря утренняя, закат и восход. Тяжелым блеском уходящего на покой солнца полыхает оружие одного, мягким светом рассветного утра отвечает ему доспех соперника… Но вот коварно подмигнули рубины в безумных глазах черепов, украшающих щит воина Заката, в унисон ответила этому блеску точенная гладь лезвия, и тут же сокрушающий удар ломает щит, отталкивает прочь подставленное под удар оружие, проминает доспех, и через миг рыцарь Зари огненной, еще до конца не понимающий, что тут в конце-концов произошло, глотает пыль у ног победителя…

Воздух вокруг кричит о пощаде, молит о сострадании. Воздух сегодня жалеет, что вообще существует и когда-то появился на этот свет. Воздух с горечью вспоминает старые добрые времена, когда никого и ничего не было. Воздух один за одним принимает в себя заклятия боевых магов: то раскаленный фаербол, то ледяной дождь, то каменный град, то сноп ярких молний. Воздух покорно позволяет чертить в себе магические руны, чтобы через миг отобразив их цветом нужной стихии, впустить в себя очередную порцию преобразованной в материю манны… Спустя какое-то время воздух успокаивается, расслабляется, и сочувственно слушает ропот и стоны поверженных магами воинов…

Отдельные детали хороши в близком приближении. Отдельно взятый фрагмент прекрасен даже в своей жесткости. Но стоит отдалить взгляд, как кусочки складываются в целую картину и взору открывается бессмысленное и жестокое побоище, разворачивающееся на Центральной площади столицы: летят в разные стороны обломки доспехов и оружия, их догоняют выбитые зубы и оторванные клоки волос, и все это перемешано с бранью, руганью, дикими воплями и алчным, фанатичным блеском глаз.

Старый ветеран в потертых доспехах, ныне вышедшими из моды, стоял в отдалении от происходящего беспорядка и со странной тоской и непониманием смотрел на мир вокруг. Заплеванная площадь, разбитые скамейки, толпы пьяных «вояк», задирающих прохожих по поводу и без оного. Молчаливый взгляд Мироздателя, застывшего каменным изваянием, ныне исписанным непотребными словами, за которые в старые времена, посадили бы на кол, предварительно отрубив голову, с той же мукой отвечал на молчаливый вопрос старика: «Ну, сам вот видишь, что тут происходит».

Задумчиво вертя в пальцах старинный меч Красоты, который сейчас даже у барыг не отыщешь, а если и отыщешь, то не купишь, ветеран прикрыл глаза, мысленно убирая лишние штрихи и восстанавливая недостающие. И вот его взору открывается чистая и блистающая гордость Империи: Центральная площадь Кэпитала. Место проведения грандиозных свадебных торжеств (тихая улыбка на миг посетило хмурое лицо, озарив его каким-то особым светом: когда-то и он сам, стоял здесь, в белоснежном костюме, перед глазами своего клана и проходящих зевак, держал за руку ее – ту самую, единственную и неповторимую – и говорил самые важные в своей жизни слова), Великих дуэлей, когда перед нападением на соперника вежливо спрашивали «Готов? Поехали!», а после честного боя протягивали руку проигравшему, помогая подняться с земли, огромных собраний, когда все жители города приходили общаться с сильными мира сего. Но стоило открыть глаза, отвлекшись на внезапный шум, как реальность, грязная и оплеванная, в один миг развеяла по ветру сладкие воспоминания.

Ветеран вслушался, отсеял лишние звуки из творившейся вокруг какофонии и наконец-то выделил основную ноту, негласно доминирующую в происходящем непотребстве. Ноту, издаваемую тяжелым блеском наточенной стали в момент удара по доспеху, ноту, слышимую в радостном крике победителя и отчаянном стоне проигравшего, ноту, звучащую в момент взрыва фаербола и россыпи по брусчатке искр молний. Ноту, что звучит на всех доступных уху диапазонах, и от того почти никем не слышимую. Нота радостно танцевала свой танец в кровавых соплях, размазанных по серым камням площади, нота безумным блеском отражалась в глазах всех бегущих мимо старого воина людей. Нота рычала тяжелым басом, звенела тенором, задыхалась на сиплом выдохе и вопила во всю глотку: «Мое! Не отдам! Мое!!!».

Сопливый мальчишка вооруженный каким-то двуручным молотом, нападая на забывшего одеть доспех более старшего и опытного воина, кричит: «Мое!».
Группа полуголых магов, нападая из-за угла на бегущего в банк прохожего и заставляя его утереться кровью, кричит: «Мое!!».
Одетый по последней моде артник, врываясь в сражающуюся кучу более слабых воинов и разнося всех в пух и прах, кричит: «Мое! Не отдам!».
Инквизиторы, дружно пинающиеся зазевавшего темного, шепчут про себя: «Мое… мое…».
Сопляк, влетающий в бой «старшаков» и стараясь нанести хоть один удар, кричит: «Мне! Дайте мне!».
Не отягченный финансовым вопросом воин, зовя в хаотичный бой наемника, вопит: «Не отдам! Только мое!».
Лекари, расталкивая соратников по искусству локтями и становясь в цепь исцеления, кричат: «Мое! Мне!».
Воздух пропитан желчью эгоизма, кислотными каплями разъедающего сознание, змеиным ядом отравляющего рассудок. Воздух сотрясается от дружного и слаженного выкрика: «Мое! Мне!». Желчь в воздухе дымкой заволакивает глаза, придавая им тот самый фанатичный блеск, заполняет глотки неутолимой жаждой получить кусок побольше, урвать побыстрее, откусить, ухватить, оттяпать. «Мне! Дай!!!»…

Ветеран отошел в тень деревьев, мертвой хваткой вцепившись в ствол, пытаясь не упасть. Меч выскользнул из дрожащих пальцев в траву. Доспех, ставший вдруг тесным, поспешил лечь рядом. Седовласый воин жадно глотал воздух, медленно холодевший под вечер, несмотря на позднюю весну. На все еще могучей груди яростно чесалась старая татуировка уже несуществующего клана. Опустившись в траву, он позволил себе расслабиться, собраться с мыслями, пытаясь придумать, как жить в этом мире дальше. В мире, где дело опережает слово, где правит балом тот, чей доспех прочнее, а рука сильнее, где верность и идеалы шелудивыми псами бегают за ослепленными людьми, за что бывают постоянно ими же биты. Старик вспоминал былое величие старых времен, когда уважали не за толщину кошелька, а за поступки и деяния…

Он бы еще многое вспомнил, с тихой радостной улыбкой на лице, если бы не тяжелый удар по голове молотом Разбойника и восторженный крик счастливого какого-то сопляка: «УРА-А-А-А!!! МОЕ-Е-Е-Е!!!».

22.05.06


PS. один человек отметил яркое сходство с книгой Г.Л.Олди "Одиссей сын Лаэрта" в эпизоде сватовства Елены Троянской. Кхм, в чем-то он прав :)