Приснилось мне нынче что-то странное и непонятное...

Стою я на парапете смотровой площадки гостиницы "Приморская", что в Сочи находится. По правую руку, как и положено, море, метрах в 100, а слева, прям впритык, глухая кремлевская стена и только пластиковое окно метрах в двух впереди. Подхожу я к нему, заглядываю, а там сидит какая-то девушка и при свечах что-то делает на столе. Она вдруг оборачивается, смотрит на меня и с диким ужасом начинает махать руками и кричать на меня: "Пошел вон! Прочь! Уйди! Уйди!"
Я отшатываюсь от окна, оступаюсь и начинаю падать спиной вперед. Долго лечу и понимаю, что сижу на месте первого пилота какого-то большого лайнера. На втором кресле оказывается dr_grig, который с неподражаемой интонацией говорит мне :"Тоха, ну Ты же понимаешь... Для того, что бы что-то пришло, надо освободить для него место. А тебе надо чем-нибудь заняться и вообще развеяться. Ступай".
Я иду в салон, причем салон похож на трамвайный, с поручнями и обшарпанными сиденьями. Очень много народу, постоянно мелькают знакомые лирушные лица. Протискиваюсь в хвост, и тут открывается дверь туалета, а оттуда навстречу делает шаг абсолютно тёмный силуэт. Не черный даже, а именно тёмный, как-будто вообще ни капли цвета. Как мгла. "Поздно. Слишком поздно" произносит фигура чьим-то знакомым голосом, только очень громким и как-будто раздающимся отовсюду, и вдруг самолет начинает резко уходить вниз. Я рвусь в кабину, понимаю что мы стремительно несемся на какой-то огромный, светящийся в ночи город, Гриши рядом уже нет, я тяну штурвал, дергаю какие-то рычаги, город все быстрее приближается, тут начинает звенеть ССОС (система сигнализации опасного сближения с землей) и я просыпаюсь от этого звука, оказавшегося будильником.

Вот так вот. Кто-нить растолкует, к чему сон-то? Может у меня психика заболела?

З.Ы. Ну и вдовесок к темной фигуре.


Сергей Есенин. Черный человек.

Друг мой, друг мой,
Я очень и очень болен.
Сам не знаю, откуда взялась эта боль.
То ли ветер свистит
Над пустым и безлюдным полем,
То ль, как рощу в сентябрь,
Осыпает мозги алкоголь.

Голова моя машет ушами,
Как крыльями птица.
Ей на шее ноги
Маячить больше невмочь.
Черный человек,
Черный, черный,
Черный человек
На кровать ко мне садится,
Черный человек
Спать не дает мне всю ночь.

Черный человек
Водит пальцем по мерзкой книге
И, гнусавя надо мной,
Как над усопшим монах,
Читает мне жизнь
Какого-то прохвоста и забулдыги,
Нагоняя на душу тоску и страх.
Черный человек
Черный, черный...

"Слушай, слушай,-
Бормочет он мне,-
В книге много прекраснейших
Мыслей и планов.
Этот человек
Проживал в стране
Самых отвратительных
Громил и шарлатанов.

В декабре в той стране
Снег до дьявола чист,
И метели заводят
Веселые прялки.
Был человек тот авантюрист,
Но самой высокой
И лучшей марки.

Был он изящен,
К тому ж поэт,
Хоть с небольшой,
Но ухватистой силою,
И какую-то женщину,
Сорока с лишним лет,
Называл скверной девочкой
И своею милою".

"Счастье,- говорил он,-
Есть ловкость ума и рук.
Все неловкие души
За несчастных всегда известны.
Это ничего,
Что много мук
Приносят изломанные
И лживые жесты.

В грозы, в бури,
В житейскую стынь,
При тяжелых утратах
И когда тебе грустно,
Казаться улыбчивым и простым -
Самое высшее в мире искусство".

"Черный человек!
Ты не смеешь этого!
Ты ведь не на службе
Живешь водолазовой.
Что мне до жизни
Скандального поэта.
Пожалуйста, другим
Читай и рассказывай".

Черный человек
Глядит на меня в упор.
И глаза покрываются
Голубой блевотой.
Словно хочет сказать мне,
Что я жулик и вор,
Так бесстыдно и нагло
Обокравший кого-то.

. . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . .

Друг мой, друг мой,
Я очень и очень болен.
Сам не знаю, откуда взялась эта боль.
То ли ветер свистит
Над пустым и безлюдным полем,
То ль, как рощу в сентябрь,
Осыпает мозги алкоголь.

Ночь морозная...
Тих покой перекрестка.
Я один у окошка,
Ни гостя, ни друга не жду.
Вся равнина покрыта
Сыпучей и мягкой известкой,
И деревья, как всадники,
Съехались в нашем саду.

Где-то плачет
Ночная зловещая птица.
Деревянные всадники
Сеют копытливый стук.
Вот опять этот черный
На кресло мое садится,
Приподняв свой цилиндр
И откинув небрежно сюртук.

"Слушай, слушай!-
Хрипит он, смотря мне в лицо,
Сам все ближе
И ближе клонится.-
Я не видел, чтоб кто-нибудь
Из подлецов
Так ненужно и глупо
Страдал бессонницей.

Ах, положим, ошибся!
Ведь нынче луна.
Что же нужно еще
Напоенному дремой лирику?
Может, с толстыми ляжками
Тайно придет "она",
И ты будешь читать
Свою дохлую томную лирику?

Ах, люблю я поэтов!
Забавный народ.
В них всегда нахожу я
Историю, сердцу знакомую,
Как прыщавой курсистке
Длинноволосый урод
Говорит о мирах,
Половой истекая истомою.

Не знаю, не помню,
В одном селе,
Может, в Калуге,
А может, в Рязани,
Жил мальчик
В простой крестьянской семье,
Желтоволосый,
С голубыми глазами...

И вот стал он взрослым,
К тому ж поэт,
Хоть с небольшой,
Но ухватистой силою,
И какую-то женщину,
Сорока с лишним лет,
Называл скверной девочкой
И своею милою".

"Черный человек!
Ты прескверный гость!
Это слава давно
Про тебя разносится".
Я взбешен, разъярен,
И летит моя трость
Прямо к морде его,
В переносицу...

. . . . . . . . . .

...Месяц умер,
Синеет в окошко рассвет.
Ах ты, ночь!
Что ты, ночь, наковеркала?
Я в цилиндре стою.
Никого со мной нет.
Я один...
И - разбитое зеркало...

<1923-> 14 ноября 1925