[показать]
А.... вчерашние фотки такие пиздатые)))... фонтановские ночные... завтра выложу.. или послезавтра))...

А вообщем сёдня день не о чём... ничего интересного...

Скушно...

Слушаю вс что в Винампе включится... а толком ничего толкового и нет, всё надоело.

В колонках: ill nino - This time for real

Мой пиздатый город... ночью...
И всё-таки Красноярск Да Бест. Люблю...



Женское лицо

Внимание!
Этот текст не несет призывов к насилию. Автор не преследовал цели надругаться над
патриотическими чувствами кого бы то ни было. Беременным женщинам, людям с
неуравновешенной психикой, детям до 16 лет и просто мудакам читать не рекомендуется.

— Ведь Вы же, Павленко, Красную Армию здесь представляете! Вы — можно сказать лицо ее.
И что люди видят в этом лице? Жадность, бессовестность и самоуправство — вот, что!
Задумывались Вы, что боевых товарищей своих позорите, когда совершали это? А о командире
своем — герое Советского Союза вспомнили? А о заветах товарища Сталина думали Вы в тот
момент? Хоть когда-нибудь думали?
— Так это… враги они ж вроде. Я думал… А тут вон оно как.
— Вы ведь комсомолец, Павленко. Передовая часть молодежи всего мира! На таких, как Вы
равняться должны простые люди. Пример с Вас брать. Комсомольцы — живое воплощение наших
надежд. Наших чаяний — чаяний старых коммунистов. А Вы, Павленко, одним проступком
разбиваете эти чаяния. И мало того. Вам еще и непонятно, что Вы такого совершили. А
ведь вы Родину предали! Да, Павленко, предали. Может, и не хотели, может — не осознавали,
но ведь предали же. И тем горше это предательство, что Вы даже не осознаете его.
— Мыла там три куска всего. И порошок зубной. Все. Не себе я. Маме думал. Чтоб на
базаре продала.
— Посмотрите на себя, Павленко. Ведь герой же с виду. Да и не с виду тоже. У вас в деле
одни благодарности. А государственных наград сколько? Вон — полна грудь. Старший
сержант. Людей в подчинении имеете. И тут такое. Не ожидал я этого, не ожидал. Тем
более от Вас, Павленко. Что делать мне с Вами? Как выйти из положения? Что молчите, стыдно?
— Жируют тут они, товарищ капитан. Хоть и война. А маманя голодает у меня, писала.
Возьму, думал, не золото, небось.
— Да как посмели Вы рассуждать о справедливости! Кто вы? Судья? Прокурор? Господь
Бог — может быть? Это мирное население! Не против немцев мы воюем. Нет. Фашисты — наш
противник! А коли так поступаете Вы, то, стало быть, и Вы тоже наш противник.
Фашист — Вы, старший сержант.
— Как же фашист? Не хотел я… Отца они у меня убили… и брат пропал под Курском.
— Не о том вы сейчас говорите, Павленко. Все о прошлом. А прошлое прошло. О будущем
думать надо. Ладно, с Вами я еще до конца не решил, но пока можете быть свободны.
Вещмешок оставьте. Как представитель Партии, берусь разрешить этот конфликт. А Вы
задумайтесь, Павленко, мой Вам совет. Крепко задумайтесь.
Когда старший сержант вышел из кабинета, Белыков ненадолго задержал дыхание, а потом
шумно выдохнул. На столе остался лежать вещмешок. В нем была его работа на сегодня.
***

Белыков нес мешок за плечами. Застенчивое мартовское солнце грело спину и, казалось,
придавливало содержимое мешка к спине комиссара. В штабе Белыкову показалось, что
смурное состояние, возникшее после беседы со старшим сержантом, останется на весь
день, ан нет. Веселый бунт птиц постепенно поднял капитану настроение. Белыков
остановился. Достал из портсигара трофейную папиросу, чиркнул зажигалкой и с жадностью
затянулся. Ароматный дым немного закружил голову и расслабил окончательно.
А Павленко понять можно, хоть он и не прав. Ведь не стал бы грабить, если бы не нужда.
Да и вообще, отличный он боец, надежный. Настоящий комсомолец, можно сказать. А что
глупость совершил — с кем не бывает? Поймет со временем. Ведь хороший же парень.

За годы службы Белыков уже не впервые сталкивался с подобным случаем. И каждый раз
недоумевал, как же такое происходит. Происходит с советскими людьми. Ведь их жены,
родители, дети, да и сами они претерпели этот ужас от нацистов. Комиссар много рассуждал
сам с собой на эту тему. Это война. Война виновата во всем. Потому что самые низменные
пороки она, и только она, способна вытянуть наружу из самых дальних уголков человеческой
сущности. Человек и сам не знает, что способен на такое, а на войне совершает и даже
не задумывается об этом. Война, как черная повязка на наших глазах. Она, как хирург,
вырезающий у нас сердце. Она не спросит у тебя разрешения, не даст тебе самому
взвесить все за и против. Она захлестывает тебя и вываливает в грязи. Но как есть зло,
так есть и добро. Белыков знал, что война когда-нибудь закончится и добро восторжествует
на планете. Люди, наконец, поймут, что живут для того, чтобы созидать, а не разрушать.
Эта мысль была, пожалуй, единственным его утешением.

***

Дверь открыла молодая женщина в поношенном платье и печальными глазами. Белыков не
говорил по-немецки, да ей и не нужно было объяснений. Молча, отодвинувшись в сторону,
она проводила его взглядом до комнаты и закрыла дверь. Белыков огляделся. Ничего
особенного. Паркет. Коричневые обои. В углу с игрушками тихо копошиться ребенок лет
пяти. Попугай в клетке молча выпучил глаз. Радиоприемник и фотографии. Белыков
вгляделся в них.

Обычная семья. Вот свадебная. Вот с ребенком уже. А вот просто так. На ней была хозяйка
и ее муж в черной форме шарфюрера СС. На лицах улыбки и безмятежность.

Белыков повернулся к хозяйке. Та стояла в проходе и без всякого выражения смотрела на
капитана. Он хотел, было сказать что-то, но, вероятно, вспомнил, зачем пришел и достал
вещмешок из-за спины. Неловко пройдя через всю гостиную, он протянул мешок хозяйке.
Та посмотрела на него и развела руками, отрицательно качая головой. Белыков улыбнулся
и начал всучивать мешок в руки. От смущения и неловких движений обоих мешок упал на
пол, а их руки на мгновение соприкоснулись. Женщина кинулась в ноги Белыкову поднимать
рассыпавшиеся из мешка вещи, а тот, размахнувшись, хлестко ебанул ей ладонями по ушам.
Раздался звонкий хлопок. Ребенок в углу заорал, что было мочи, а женщина молча сидела,
схватившись руками за уши и сильно выкатив глаза.

Крик ребенка рвал Белыкову душу. Комиссар с разбега ударил его ногой в лицо. Тот
налетел на стену и затих. Белыков обернулся. Женщина продолжала смотреть на него
выпученными глазами. Она машинально раскачивалась из стороны в сторону. Белыков
подскочил к ней и надавил большими пальцами прямо в эти широко распахнутые глаза.
Без особых усилий они лопнули. Женщина тихо заскулила. Капитан припадал по очереди
то к одной, то к другой глазнице и с жадностью втягивал неоднородную массу раздавленных
яблок. Вскоре там образовались пустоты. Женщина продолжала скулить и раскачиваться,
держась руками за уши.

Белыков схватил ее за пышные волосы и, достав мгновенно набрякший хуй из штанов, ввел
его неглубоко в одну из глазниц. Оттуда вытолкнулось небольшое количество темной крови
и загустевших масс. Белыков надавил сильнее. Пока не уперся в какую то преграду.
Женщина заверещала, как раненый заяц. Комиссар улыбнулся и поменял глазницу. Немного
ускорив темп и чередуя образовавшиеся отверстия, он вскоре обильно кончил ей на лицо.
Уебав ей в грудь ногой, комиссар начал обильно мочиться на распростертую у его ног
женщину. Сначала на тело, затем на исковерканное лицо. Он старался попасть ей в глазницы
и рот. Моча, оказавшись в этих отверстиях, шипела и обильно пенилась. Изо рта выходили
крупные пузыри.

Вдруг, рядом с головой раздался непонятный скрежет и шум. Неловко дернувшись, Белыков
отскочил назад, в угол, наступив с хрустом на руку еще живому ребенку. Тот очнулся и
принялся орать. Капитан что было сил захуярил ребенку поддых. Часы на стене продолжали
бить 18: 00.

«Ебана, у меня же партсобрание через полчаса!» — спохватился Белыков и, застегивая
ширинку, направился к дверям.