О Вдохновении Чтоб одолеть к Парнасу путь,
Нельзя стихи писать небрежно,
И я, стараясь не заснуть,
Учу грамматику прилежно.
Поэт писал, перо скрипело,
Смеялись музы, ржал Пегас,
Душа поэта громко пела,
Почуяв творческий экстаз.
Но вдруг как будто голос свыше
Раздался где-то за спиной.
Поэт отчётливо услышал:
«Ты мусор вынес, дорогой?»
Вспорхнули музы пёстрой тучей,
Икнул встревоженный Пегас
И, наложив большую кучу,
Сорвался с места в тот же час.
И хоть чернил ещё хватало,
Запас бумаги не иссяк,
Но вдохновение пропало,
Погас спасительный маяк.
И в щепки лодочка поэта
Разбита о жестокий быт.
А в тусклом отблеске паркета
Следы пегасовых копыт. Я сочиню теперь стихов
И прочих всяческих сонетов,
Так, что весь мир во всех веков
Ещё не знал таких поэтов.
Тело поэта «Метался дух, искал покоя,
А тело издавало храп»
(Дмитрий Голдыш)
Великим смыслом просветлённый,
Среди космических пустот
Метался дух неугомонный,
А тело ело бутерброд.
Взрывая время и пространство,
Стремился дух к другим мирам,
Где нет ни пошлости, ни пьянства,
Но тело приняло сто грамм.
Потом оно пошло за пивом,
Случайно встретило друзей
И пило вместе с коллективом…
Последней каплей стал портвейн.
Почуял дух, что плохо дело,
Когда, упав на тротуар,
Бухое тело захрапело,
Распространяя перегар.
В глазах у духа потемнело.
Он, вздрогнув, навсегда затих,
А через час проснулось тело
И написало этот стих.
Он, она и Блок «А мне с тобою рядом одиноко,
Даже когда со мною говоришь,
Я мысленно читаю стихи Блока,
А ты все чушь какую-то твердишь…»
(Оксана Захаренко)
Мне так с тобою рядом одиноко,
Когда лежим в постели мы вдвоём,
А ты читаешь мне поэта Блока,
И думаешь о чём-то о своём.
Я на интим прозрачно намекаю,
Про пестики-тычинки говорю,
А ты лежишь, холодная такая,
Предав меня какому-то хмырю.
В надежде выход дать мужским гормонам,
Я вечером побрился, принял душ,
Побрызгал на себя одеколоном,
А ты несёшь бессмысленную чушь.
Лежишь бревном в постели, рядом с мужем,
Уткнувшись с книжкой мордою к стене.
И этот Блок твой на фиг мне не нужен,
Я знаю сам, что истина в вине.
Бубнишь мне про какую-то аптеку,
Про ночь и про какой-то там фонарь.
А не пошла бы ты… в библиотеку,
Как крайне бесполезный инвентарь! |
* * * «Наступает дождливое утро,
Лья на землю тонны воды.»
(Евгений Васильев)
Напрягя поэтический гений,
Исступлённо темя чеша,
Заработался малость Евгений,
Новый стих свой всю ночь пиша.
Смотрит в стену невидящим взглядом,
Будто мысли какой-то ждя,
А в ответ только слышится рядом,
За окном мерный стук дождя.
Но уверен Евгений, что складно
Пишет он, из своих стихов
Лья бессмысленно и беспощадно
На читателя тонны слов.
Среди множества деепричастий
Есть такие, что режа слух,
Хуже самой ужасной напасти.
Но Евгений, похоже, глух.
Бья баклуши, не должен сапожник,
Плохо русский язык уча,
Делать то, что умеет пирожник,
За него пироги печа.
* * * «Бываю вспыльчивым порою —
Придирчив, резок и упрям.
Потом стыжусь Вас. … Да, не скрою…
Когда сыр-бор был из-за зря.»
(Алексей Кожевников)
Когда-то был и я поэтом,
Но стыдно мне из-за тогда,
И каждый раз, как вспомню это,
То умираю от стыда.
Я не учил наречий в школе,
И грустно мне из-за теперь,
Что из-за вдруг мне, поневоле,
В поэзию закрылась дверь.
Я был упрям и вспыльчив очень,
Но это мне не помогло,
Возможно, из-за между прочим,
И я ушёл из-за назло.
Писать я больше не намерен,
Мне стыдно, проще говоря.
Но из-за ныне я уверен,
Что был поэтом из-за зря.
* * * «Как хочется куда-нибудь свалить!
Хоть в Амстердам, хоть в ту же Шепетовку.
Живот-втянуть. А грудь-наизготовку.
И бёдрами призывно шевелить.»
(Мария Рубина)
Как хочется куда-нибудь свалить!
К примеру, в Рим. А может даже в Ниццу.
Но, как назло, мне Шепетовка снится,
Которую так хочется забыть.
Обвисла грудь, на бёдрах целлюлит,
Втянуть живот опять не получилось,
В переднем зубе пломба отвалилась,
И донимает злой радикулит.
Хочу я в Барселону и в Париж,
Но Жмеринка с Крыжополем мне ближе,
Свисает задница предательски, всё ниже
И ниже опуская мой престиж.
Похоже, мне и в Каннах не бывать —
Подагрой искалеченные ноги
Не оставляют мне другой дороги,
Как в ту же Шепетовку, твою мать!
Весь мир, из-за каких-то пустяков,
Замкнулся для меня на Шепетовке.
Держать стараюсь грудь наизготовке
Для местных шепетовских мужиков.
А наши мужики не так плохи,
Как может показаться европейкам.
К тому же, к их унылым телогрейкам
Идут мои печальные стихи. |
|
