Для моего поколения Анатолий Гелескул – легенда. Он – личность реальная и мифическая одновременно, примерно как в авторской песне Окуджава; явление, которого быть не может, но – есть. Переводы Гелескула – не переложения с одного языка на другой, не зарифмованный рассказ о мыслях и чувствах иноязычного автора, а как будто явление этого автора. Его переводы приходили к нам так же, как зачастую приходят стихи и песни, созданные на родном языке: звучали, произнесенные кем-то из близких, или кто-то давал нам раскрытую книгу: "На, прочти".
Помню один такой вечер, теплый, летний – из тех, которые, кажется, никогда не кончаются. Мы сидели на старой открытой террасе, и кто-то прочёл на память:
Детство! Луг, колокольня, зелёные ветки, разноцветные стекла высоких террас. Как огромная бабочка смутной расцветки, вечер ранней весны опускался и гас.
Это было сказано о данном миге, о боли невозвратимого, которое ещё здесь, перед глазами. О нас и не о нас. Странно было услышать, что эти строки появились на свет на испанском языке и написал их неведомый нам тогда Хуан Рамон Хименес, родившийся в далекой Андалусии. Переводчик – непубличный человек, словно голос за кадром.
Голосом Анатолия Гелескула заговорили по-русски великие поэты Европы: Сан Хуан де ла Крус и Кеведо, Антонио Мачадо и Гарсиа Лорка, Верлен, Аполлинер, Рильке. Заговорили так, что сразу же стало ясно – вот она, квинтэссенция жизни, данная во всех ощущениях разом, другими словами – поэзия. Звук, цвет, вкус этих строк оглушали:
Как некогда, к сиреневому морю сбегает сон, акации раздвинув. (Антонио Мачадо)
Имя Гелескула впервые появилось в печати в конце 1950-х годов. Тогда, прочитав в его переводе стихотворение испанца Леона Фелипе "Дознание", Анна Ахматова воскликнула:
"Это я должна была написать!"
В письме к Иосифу Бродскому она отмечала: "Перевод невероятный, восхитительный". Зная, что Гелескул берётся за перевод Рильке, она добавляла:
"Дай Бог, теперь, может быть, наконец будет русский Рильке".
Открытием для читателя стал Гарсиа Лорка в переводах Гелескула. Полный драматизма "Цыганский романсеро" с его жестокостью, нежностью и страстью распахнул для России новый мир.
А ночь полна карабинов, и воздух рвется струною. Детей Пречистая Дева врачует звездной слюною. Но снова скачут жандармы, кострами ночь обжигая, и бьется в пламени сказка, прекрасная и нагая.
Традиционными русскими стихами входило в нашу литературу дотоле неведомое мироощущение другого народа, полное тайны, чувственности, трагизма. Гелескул установил тот камертон к которому вольно и невольно прислушивались следующие переводчики Лорки.
Переводы Гелескула поражают естественной чистотой звука. Он всегда ищет в других литературах созвучное, выбирает меч себе по руке. Если "хорошее, но не моё" – не стоит за неге браться. Зато уж если "мое"... "Своими", а, следовательно, и нашими оказались стихи португальца Фернандо Пессоа. Сколько раз, идя заснеженной тропкой, хотелось повторять про себя:
Сочельник... По захолустью – Рождественские снега. Дохнуло старинной грустью У каждого очага.
В основном Гелескул переводит испаноязычных поэтов. Хотя есть в его исполнении – перевод, без сомнения, близок музыкальному исполнительскому искусству! – и великие французы, немцы Целый пласт в его работе - польская поэзия. Её привлекательная сила, исконный, народный аристократизм поляков явственно проступают в переводах. Кстати, аристократизм в глубинном смысле этого слова – врожденная порядочность, независимость суждений и поведения, душевная ясность – всегда замечали иностранные путешественники и в испанском крестьянине. Испанцы и поляки чем-то сродни друг другу и вовсе не случайно притянули к себе одного интерпретатора – перевод всегда интерпретация, истолкование. По-испански слово "interprete" значит "переводчик". Лесьмян, Стафф, Галчинский и, конечно же, Мицкевич - поэты, к творчеству которых не раз обращался Анатолий Гелескул, обогащая русскую словесность.
Цена моя будет падать, а я – всё стоять в окошке, Пока не воздену горько, налитая мглой до края, Ладони мои – кривые и вогнутые, как ложки – К тому, кто шел на Голгофу, не за меня умирая.
Это "Кукла" Болеслава Лесьмяна. "Не за меня умирая" – горечь и восторг этих слов физически отзываются в слушателе: мурашками по спине. До чего же иные поляки!
Л. Стафф
Осеннее
Осень золотом догорает —
И, поникшее онемело,
С нею меркнет и умирает
Всё, что вовремя не сумело.
Всё, что разум накуролесил,
В лад приходит, как изначально.
И та радость, которой грезил,
Так тиха, что почти печальна.
Впервые переводы Гелескула – разумеется, лишь небольшая их часть - были собраны под одной обложкой в 1993 году, когда вышла книга "Темные птицы" (зарубежная лирика в переводах Гелескула). Издание было раскуплено мгновенно. Сегодня достать его практически невозможно. Новая книга значительно шире: она включает и уже ставшие классическими переводы, и совсем новые, выполненные в последние годы (Ш. Бодлер, П. Верлен, Р. М. Рильке, Ф. Г. Лорка, К. Бачинский, Я. Твардовский и др.).
Переводчики поэзии обычно сами пишут стихи – это общеизвестно. Гелескул утверждает, что он своего не пишет. Может, правда, а может – нет. Очевидно одно: то, что он делает, – всегда поэзия. Н. В. Гоголь говорил, что перевод должен быть как прозрачное стекло - таким чистым, словно его и нет вовсе. Гелескул всегда стремится делать именно так, и все-таки его голос всегда узнаваем. В этом и заключается тайна...
Н. Ванханен. "Книжный клуб", №2, 2006