Фёдор Михайлович был гениальным писателем, искренним патриотом и блистательным знатоком человеческой души. В публицистических материалах и устами героев своих литературных произведений он делился с читателями настолько глубокими мыслями, что их можно сопоставить разве что с творениями святых отцов. Недаром ведь пять ключевых произведений автора («Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы», «Подросток» и «Братья Карамазовы») даже называют Пятикнижием Достоевского. Напомню, что классически это выражение обозначает пять первых книг Священного Писания, написанных Моисеем. А потому тот, кто найдёт время и силы прочитать эти романы, непременно вырастет духовно. Хотя что уж тут – все в XXI веке живём и страдаем нехваткой времени (при этом, правда, гарантированно и легко находя несколько часов в день на просмотр новостей и переписку в «Телеграмме»), поэтому давайте и задачи реальные ставить: хотя бы посмотреть фильмы или сериалы по этим произведениям уже будет совсем неплохо!
Благодаря чему Фёдор Достоевский смог раскрыть в себе столь тонкое понимание человеческой психологии? Что происходило в его жизни, и чем именно он так жаждал поделиться с нами? Ответы на эти вопросы можно найти во всех библиотеках страны, а для вашего удобства и в этой статье.
Если устроить разбор литературных произведений Фёдора Михайловича, то на это может потребоваться не один час, поэтому давайте сконцентрируемся на его публицистике, которая печаталась в журнале «Дневник Писателя».
Гениальный писатель прекрасно понимал то, о чём многие из нас даже не задумываются: однажды принятая ложная мысль порой приводит человека к ошибочному мировоззрению, поскольку поставить её под сомнение даже не приходит на ум. В результате единожды обманутый мозг впоследствии подтасовывает под неё всё последующие размышления: «Раз положенное ложное начало ведет к самым ложным заключениям, потому что теория любит последовательность. … Недостаточно определять нравственность верностью своим убеждениям. Надо еще беспрерывно возбуждать в себе вопрос: верны ли мои убеждения?».
Это можно наглядно проиллюстрировать той идеей, которую многие русские люди по неведомой причине вбили себе в голову: мол, цивилизация и процветание на Западе, а у нас глушь, да и народ глупый. Если человек вбил это себе в голову, то он пропустит мимо ушей все новости о том, что в Германии на одного человека с традиционной ориентацией приходится пятьсот геев и восемьдесят два педофила, в Америке ребёнок отсудил у родителей полмиллиона долларов за то, что те заставляли его учить уроки, а в Голландии количество участников оргий снижается ниже пятидесяти только в случае короновирусных ограничений. Естественно, известия о том, что в России процент выздоровления онкобольных благодаря новейшему оборудованию, высококвалифицированным врачам и передовым методам лечения один из самых высоких в мире, его тоже не заинтересуют. Зато вот, если он заприметит сюжет о том, что в Воронеже участковый попался на взятке в десять тысяч рублей, то от его криков: «Ага, я же говорил, что у нас одна грязь кругом!» неделю не сможет заснуть весь дом, а у соседей снизу возникнет реальная угроза потонуть в его бурном слюновыделении. Тем же, кто всех критикует и всем недоволен, писатель подсказывает единственно верный способ улучшения обстановки вокруг себя: «Прежде чем проповедовать людям: «как им быть», — покажите это на себе. Исполните на себе сами, и все за вами пойдут. … один совет: самообладание и самоодоление прежде всякого первого шага. Исполни сам на себе прежде, чем других заставлять, — вот в чём вся тайна первого шага. … Сделавшись сами лучшими, мы и среду исправим и сделаем лучшею. Ведь только этим одним и можно её исправлять».
На самом же деле, русскому человеку абсолютно противоестественно грезить европейскими ценностями, представляя, как он будет есть круасан на фоне Эйфелевой башни. Это Фёдор Достоевский предельно доступным языком изложил в своих работах: «Все последовавшие за Петром узнали Европу, примкнули к европейской жизни и не сделались европейцами. Когда-то мы сами укоряли себя за неспособность к европеизму. Теперь мы думаем иначе. Мы знаем теперь, что мы и не можем быть европейцами, что мы не в состоянии втиснуть себя в одну из западных форм жизни, выжитых и выработанных Европою из собственных своих национальных начал, нам чуждых и противоположных … Мы убедились наконец, что мы тоже отдельная национальность, в высшей степени самобытная, и что наша задача – создать себе новую форму, нашу собственную, родную, взятую из почвы нашей, взятую из народного духа и из народных начал».
Писатель очень тонко охарактеризовал, чем мы в положительную сторону отличаемся от европейцев: «В русском характере замечается резкое отличие от европейского, резкая особенность, что в нём по преимуществу выступает … способность всепримиримости, всечеловечности. В русском человеке нет европейской угловатости, непроницаемости, неподатливости. Он со всеми уживается и во всё вживается. Он сочувствует всему человеческому вне различия национальности, крови и почвы. Он находит и немедленно допускает разумность во всём, в чём хоть сколько-нибудь есть общечеловеческого интереса. У русского инстинкт общечеловечности. … В русском человеке видна самая полная способность самой здравой над собой критики, самого трезвого на себя взгляда и отсутствие всякого самовозвышения, вредящего свободе действия. Разумеется, мы говорим про русского человека вообще, собирательно, в смысле всей нации … К числу … сокрытых в русском народе идей — идей русского народа — и принадлежит название преступления несчастием, преступников — несчастными. Идея эта чисто русская. Ни в одном европейском народе её не замечалось…. Этим словом «несчастные» народ как бы говорит «несчастным»: «Вы согрешили и страдаете, но и мы ведь грешны. Будь мы на вашем месте — может, и хуже бы сделали. Будь мы получше сами, может, и вы не сидели бы по острогам. … Помолитесь о нас, и мы о вас молимся. А пока берите, „несчастные“, гроши наши; подаём их, чтобы знали вы, что вас помним и не разорвали с вами братских связей».
Рассуждает мастер слова и о нашем чувстве патриотизма, которое сильно отличается от остальных народов. Важно, что в своих размышлениях литератор пишет именно о настоящих русских людях, что сам и подчёркивает: «Родина свята для русского сердца, потому что Родина для него — высшая и последняя правда. И потому всё можно отнять у него, всё осмеять — стерпит. Но Родину отнять у русского сердца, унизить, оскорбить её так, чтобы оно застыдилось, отреклось от неё, — невозможно: нет такой силы ни на земле, ни под землёй, нигде во всём белом свете. И пытаться не стоит — взбунтуется, и в этом, может быть, единственном потрясении своём не простит. Долго не простит.
И нередко не хочет даже понять оно, как же это можно ещё что любить, кроме России, тосковать по чему-нибудь такой смертельной неизбывной тоской, как по родной земле. И если немец, швейцарец или тот же француз, то ли англичанин будет уверять, что он так же любит свою страну и она дорога ему, как и русскому его Россия, что по его земле можно так же страстно тосковать, как по русской, — обидится даже трогательно-простодушной обидой: нельзя-де любить Родину больше, чем любит её русское сердце. Но если тот же англичанин или швейцарец скажет, что можно жить, вовсе не любя родину, — тут же заслужит навечное презрение к себе от русского человека. Но ежели русский скажет вам, что он не любит свою Родину, — не верьте ему: он не русский».
Тот факт, что в своих публикациях Фёдор Михайлович был искренен, подтверждается тем, что он писал не только о наших положительных качествах, но и с прекрасным чувством юмора (об этом даре писателя в наши дни знают далеко не все, стереотипно считая его творчество мрачным и депрессивным) выставлял напоказ и наши негативные стороны. Например, о любви посочинять, чтобы оказаться в центре внимания: «Возвратясь из-за границы, не рассказывали ли вы о тысяче вещей, которые видели «своими глазами»… впрочем, и этот пример я беру назад: не прибавлять об «загранице» возвратившемуся оттуда русскому человеку нельзя; иначе незачем было бы туда ездить». Нашу любовь к спорам по поводу и без, причём без капли сомнения в собственной правоте, писатель тоже не обошёл стороной: «Соперник Либиха (немецкий учёный, внёсший значительный вклад в развитие органической химии, один из создателей системы химического образования – комментарий автора) <по спору>, может быть, и в гимназии не окончил курса и, уж конечно, с Либихом не свяжется спорить о первенстве, когда ему скажут и укажут, что это вот Либих. Он промолчит — но всё-таки его будет дёргать, даже при Либихе… Другое дело если б, например, он встретился с Либихом, не зная, что это вот Либих, хоть в вагоне железной дороги. И если б только завязался разговор о химии и нашему господину удалось бы к разговору примазаться, то, сомнения нет, он мог бы выдержать самый полный учёный спор, зная из химии всего только одно слово «химия». Он удивил бы, конечно, Либиха, но — кто знает — в глазах слушателей остался бы, может быть, победителем. Ибо в русском человеке дерзости его учёного языка — почти нет пределов».
С трудом верится, но ещё в XIX веке Фёдору Михайловичу удалось понять, что нашими злейшими врагами в будущем станут наши братья-славяне, причём произойдёт это несмотря на нашу искреннюю любовь к ним и оказываемую им помощь: «Не будет у России, и никогда ещё не было, таких ненавистников, завистников, клеветников и даже явных врагов, как все эти славянские племена, чуть только их Россия освободит, а Европа согласится признать их освобождёнными! … Начнут же они, по освобождении, свою новую жизнь именно с того, что выпросят у Европы, у Англии и Германии, например, ручательство и покровительство их свободе, и хоть в концерте европейских держав будет и Россия, но они именно в защиту от России это и сделают. Начнут они непременно с того, что внутри себя, если не прямо вслух, объявят себе и убедят себя в том, что России они не обязаны ни малейшею благодарностью, напротив, что от властолюбия России они едва спаслись при заключении мира вмешательством европейского концерта, а не вмешайся Европа, так Россия проглотила бы их тотчас же, «имея в виду расширение границ и основание великой Всеславянской империи на порабощении славян жадному, хитрому и варварскому великорусскому племени. Долго, о, долго ещё они не в состоянии будут признать бескорыстия России и великого, святого, неслыханного в мире поднятия ею знамени величайшей идеи …
Может, целое столетие, или ещё более, они будут беспрерывно трепетать за свою свободу и бояться властолюбия России; они будут заискивать перед европейскими государствами, будут клеветать на Россию, сплетничать на неё и интриговать против неё. О, я не говорю про отдельные лица: будут такие, которые поймут, что значила, значит и будет значить Россия для них всегда. Но люди эти, особенно вначале, явятся в таком жалком меньшинстве, что будут подвергаться насмешкам, ненависти и даже политическому гонению. Особенно приятно будет для освобождённых славян высказывать и трубить на весь свет, что они племена образованные, способные к самой высшей европейской культуре, тогда как Россия – страна варварская, мрачный северный колосс, даже не чистой славянской крови, гонитель и ненавистник европейской цивилизации.
России надо серьёзно приготовиться к тому, что все эти освобождённые славяне с упоением ринутся в Европу, до потери личности своей заразятся европейскими формами, политическими и социальными, и таким образом должны будут пережить целый и длинный период европеизма прежде, чем постигнуть хоть что-нибудь в своём славянском значении и в своём особом славянском призвании в среде человечества… Разумеется, в минуту какой-нибудь серьёзной беды они все непременно обратятся к России за помощью. Как ни будут они ненавистничать, сплетничать и клеветать на нас Европе, заигрывая с нею и уверяя её в любви, но чувствовать-то они всегда будут инстинктивно (конечно, в минуту беды, а не раньше), что Европа естественный враг их единству, была им и всегда останется, а что если они существуют на свете, то, конечно, потому, что стоит огромный магнит – Россия, которая, неодолимо притягивая их всех к себе, тем сдерживает их целость и единство».
А какую же величайшую идею, которой обусловлены действия России, имел ввиду Фёдор Достоевский? Этот вопрос он подробно раскрывает в своём журнале: «Что же такое эта «Славянская идея в высшем смысле её»? … это, прежде всего, … жертва, потребность жертвы даже собою за братьев, и чувство добровольного долга сильнейшему из славянских племен заступиться за слабого, с тем, чтоб, уравняв его с собою в свободе и политической независимости, тем самым основать впредь великое всеславянское единение во имя Христовой истины… И это вовсе не теория, напротив, в самом теперешнем движении русском, братском и бескорыстном, до сознательной готовности пожертвовать даже самыми важнейшими своими интересами, даже хотя бы миром с Европой, – это обозначилось уже как факт, а в дальнейшем – всеединение славян разве может произойти с иною целью, как на защиту слабых и на служение человечеству?»
За свою историю Россия уже неоднократно абсолютно бескорыстно и добровольно вступалась за слабых и обижаемых. В «Дневниках писателя» Фёдор Достоевский описывает, как это было в 1876 году во время первой сербско-турецкой войны, когда за православных братьев постояло большое количество наших добровольцев: «Вся … Россия просыпается, встаёт и смиренно, но твердо выговаривает всенародно прекрасное своё слово… Мало того, русские люди берут свои посохи и идут сотенными толпами, провожаемые тысячами людей, … в Сербию, за каких-то братьев, потому что прослышали, что те там замучены и угнетены. Отец, старик солдат, чем бы жить на спокое, вдруг ополчается и идёт пешком, спрашивая дорогу, за тысячи вёрст, подраться с турком за братию, и с собою ведёт девятилетнюю дочку (это факт): «дочку найдутся из христиан, что поберегут, пока я хожу», отвечает он на вопросы, «а уж я пойду, послужу делу Божию».
Есть люди, которые искренне убеждены, что на Западе нас стали не любить исключительно после возвращения Крыма в 2014 году, что, мол, не случись этого, все жили бы мирно и дружно. Это абсолютно не соответствует действительности – на Западе нас ненавидят и пытаются навредить уже достаточно давно. В истории было уже много подтверждающих это фактов, один из них приводит Фёдор Достоевский: «Подвоз патронов в турецкую армию из Англии и Америки колоссальный; достоверно теперь вполне, что турецкий солдат в Плевно тратит в день иной раз по 500 патронов; ни средств, ни денег не могло быть у турок, чтобы так вооружить армию. Присутствие англичан и их денег в теперешней войне несомненно. Их пароходы доставляют оружие и всё необходимое». Согласитесь, это что-то напоминает, но тогда хотя бы пытались скрывать.....
Подробнее:
https://ruskline.ru/analitika/2025/11/05/fedor_mih...nu__ne_verte_emu_on_ne_russkii