[604x447]
Помнишь, как это - дождь моросит по крышам, домики в ряд и город всю ночь не спит. Мы глотаем глинтвейн, жадно полночь лижет. Кажется, если бы нас тут застал Всевышний, то рассердился б и солнцем вкатал в гранит. Помнишь, как я дрожала от каждой фразы, жадно кутая плечи в цветастый плед?
Я тогда не знала, что можно сразу держать тебя своим синим по радужке глазом и неспешно глотать дымок от твоих сигарет. Что можно тушить о чашку твои рассветы, в твоей рубашке (у шкафа ее украв), придумывать рифмы и жарить тебе котлеты. Нет! Я конечно, догадывалась про это, но все обходила, душу себе изодрав.
Солнце тогда играло с июлем в прятки, в город ныряло, запачкав свои лучи. Ты тогда все спрашивал о порядке, мне обжигая душу, которая в пятки падала и хоть диким щенком рычи. Я тогда не смеялась, себя не помня, душу свою отковыривая от стен. Помнишь, любила тебя, как большая. Что мне с того, что это чревато дальнейшей комой, если себя отдавать и не брать взамен? Да, это счастье, быть к тебе чем-то ближе, случайно тебя задев своим острым плечом. И быть для тебя хмельной и слегка простывшей, говорить о том, что сложно по будням выжить,
А в сущности - ни о чем.
За пять километров от тебя, меня пробирает дрожь, и зубы выстукивают ритм, известный лишь им одним. Давно уже принял меня в «свои» город, где ты живёшь, а для тебя я не больше, чем стремящийся в небо дым… Но в чём-то ты прав: я как раз учусь вышагивать по облакам, что плавно упали с плеч тополей, расставленных вдоль пути. Иду себе, молча беседуя с городом, стелющимся по бокам, пытаясь не вспоминать, что ты тоже здесь мог идти.
(Наталья Озерицкая)